Кара Джилга (Кара жылга)

На Кара-Куле экспедиция временно разделилась на несколько частей. Метеорологическая и аэротехническая станция, а так же большая часть крупного багажа остались на месте. Рикмерс с основной группой через несколько дней выдвинулся дальше в долину Танымаса, с ним также Ленц, который однако вскоре свернул в долину Бартанга, чтобы там в процессе общения с таджиками изучать их язык. Райниг в одиночку приступил к многомесячному переходу в направлении озер и долин на юго-востоке и на юге, во время которого в Лянгаре он до 20 км приближался к индийской границе. Нёт, Дорофеев с проводниками и мы, четверо альпинистов, 5 - 6 июля верхом на лошадях поехали в долину Кара-Джилги. Йолдаш, ошский узбек, заботился о нас как повар и смотритель лагеря. Большинство вьючных лошадей затем снова вернулись на Кара-Куль. К сожалению, до сих пор нельзя было использовать носильщиков, так что Финстервальдеру пришлось остаться. Беляев следовал за нами позже.

 

В целом долина Кара-Джилги простирается от Кара-Куля примерно в северо-западном направлении внутрь Заалая. Предположительно, она должна была привести к пику Ленина, так что наряду с общим исследованием горного района мы, альпинисты, поставили себе целью в любом случае разведать местонахождение пика Ленина. На Кара-Куле мы серьезно обдумали, надо ли нам идти в расположенную далее на севере долину Уй-Су. Согласно карте, была возможность достичь пика Кауфмана из обеих долин. Но для того, чтобы углубиться в обе долины, не хватало времени. Мы полагали, что в долине Кара-Джилги будет больше возможностей для работы, и успех доказал нашу правоту. Примерно 50-километровый путь проходил сначала вдоль северного берега Кара-Куля по камням, песку и отложениям глины. Затем мы попали в долину Кара-Джилги. Кара-Джилга означает "черная глубокая долина", и это так и есть. Она заполнена черным щебнем, в котором бурная, мутная темно-серая река то тут, то там прокладывает себе русло. Лишь в местах, где у подножия горного склона проступает родник, или сочится маленький чистый ручей, обнаруживается скудная растительность. На такой лужайке на высоте примерно 4000 м мы разбили наш лагерь (рис. 5). Это было великолепно расположенное место. Долина здесь разветвляется на четыре притока. Самый большой ведет на северо-северо-запад; громадные, свыше 6000 м, ледовые горы обрамляют его. Но также и западная ветвь долины приводит к горам красивейшей формы. Перед входом в нее стоит господствующая над главной долиной и хорошо видимая в течение многочасовой езды крутая скалистая гора с острой фирновой вершиной. За неприступную красоту мы назвали ее в честь знаменитой кавказской вершины "Ушба".

 

Для целого ряда гор, почти все из которых еще были безымянные, необходимо было хотя бы предварительное название, чтобы иметь возможность говорить о них кратко и ясно. Мы выбирали названия по форме горы, по прочим качествам или происшествиям, часто используя горные названия из района Альп. Наименование по дате восхождения или с каким-нибудь другим использованием цифр было бы ненаглядным и непрактичным. Конечно, при окончательном наименовании мы не хотели опережать специально уполномоченные для этого инстанции. Впрочем, до сих пор они дали имя лишь немногим горам, так что в данном отчете мы вынуждены представлять все остальные под нашими собственными названиями.

 

Сначала была плохая погода, поэтому первая атака на "Ушбу" 7 июля потерпела неудачу. Когда 8 июля около 7 утра разъяснилось, мы как можно скорее оседлали наших лошадей. Шнайдер и Вин поехали в западную ветвь долины, о чем я сообщу ниже; мы с Алльвайном - в северо-северо-западную. Планировалась только поездка верхом на несколько часов в целях разведки. Но когда вскоре после 9 утра мы с Алльвайном остановились у языка ледника Кара-Джилга и не могли продвигаться дальше на лошадях, в ногах у нас слишком сильно засвербило. Мы тут же пришли к единому мнению для лучшего обзора взойти на гору к востоку от языка ледника. Тут это было не просто следствие альпийского темперамента. Принцип сначала осматривать новую землю сверху освободил нас и наших товарищей ученых от некоторого излишнего и времязатратного путешествия по долине, так что мы снова и снова успешно проводили в действие этот принцип в течение всей экспедиции. Было ли благоразумным начинать подъем в 930 - это вопрос открытый. Все-таки наша гора, хотя и выглядела легкой, имела значительную высоту - как позже определили, 5800 м. Таким образом, нам предстояло примерно 1800 м подъема. Но наконец, не для того мы пришли на Памир, чтобы соблюдать там курортный режим. Сначала подъем шел по осыпному кулуару, в 11 часов мы доели остатки наших скудных дорожных припасов и с тех пор "пухли с голода", потому в шутку назвали нашу гору "Кольдампф-Тау".6 К часу дня по скальному северному гребню мы взобрались на предвершину. Затем узкий в этом месте гребень снова немного понижается и, наконец, выводит наверх к главной вершине. Часто мы проваливались сквозь наст по колено, что было изрядным мучением. От 330 до 430 дня мы пробыли на вершине, рассматривали все вокруг и делали наши географические заметки. Спуск прошел быстро, тем более, что между основной вершиной и предвершиной мы смогли съехать по фирновому кулуару на запад. Когда вскоре после 6 вечера мы снова очутились там, где оставили лошадей, начались обычные для этой страны сюрпризы. Оказалось, что мы еще недостаточно изучили, как пользоваться конскими путами: стреноженные животные освободились и убежали. Таким образом, поневоле нам пришлось перебродить ручей, глубиной, правда, всего по колено, но очень бурный и холодный, как лед, в то время как лошади спокойно наблюдали за нами с некоторого расстояния. Затем началась продолжительная серия принудительных полномасштабных прохладных купаний, которую Памир прописал нам в течение некоторого времени. Следующим на очереди был Алльвайн, а я спокойно попал на ту сторону. Достаточно сурово смотрелось, когда Алльвайн ринулся в мутный поток. По крайней мере, он удачно выбрался на противоположный берег, хотя и ругаясь, как сапожник. Его одежда через несколько минут задубела. Он побежал кросс на выносливость, с одной стороны - чтобы согреться, с другой - чтобы поймать лошадей. Но как раз в тот момент, когда он готов был схватить их за повод, свирепые животные скакали галопом очередные несколько сотен метров, и так далее, пока мы уже к ночи не добрались до лагеря.

 

Одна эта наша разведка вдвоем за один день уже принесла важный результат: примерно в конце ледника Кара-Джилга находится очень высокая гора, которую мы назвали "Большой Конус" за ее характерный вид из базового лагеря. По карте она могла быть пиком Ленина, тем более, что в этом месте водораздел, идущий с юга, стыкуется с главным хребтом. С покоренной сегодня горы он выглядит многоглавым массивом, вытянутым в направлении север - юг. Далее к западу от него мы заметили еще две очень высокие вершины (названные пик 3 и пик 4), которые могли оспаривать высотный ранг у "Большого Конуса" (пика 2). Примыкающая с востока, также очень высокая, продолговатая, трехглавая фирновая гора (пик 1) была явно ниже; мы предположили, что это Кызыл-Агын.7 Ледник Кара-Джилга, свыше 20 км в длину, изгибами спускается с главного хребта Заалая. Вокруг него, а также и в верхнем цирке, круто обрываются склоны гор, в большинстве случаев оледеневшие. С запада и востока в него впадают по два больших боковых ледника. Вопреки его не слишком большому перепаду высоты, главный ледник сильно разорван. Труднопроходимы также обе больших морены с каждой стороны, так как они лежат на льду. В противоположность большинству альпийских ледников с их, как правило, вполне проходимыми постоянными боковыми моренами, здесь лед неоднократно достигает боковых склонов, часто даже наползает на них. Рандклюфт между ледником и скальным бортом - это дикие груды развалин, какие мы еще часто наблюдали на Памире. В нижней части Кара-Джилги лед темный. Но на нем стоят белоснежные сераки, как правило, 10 - 20 м в высоту и столько же в ширину, часто самого фантастического вида. Нёт, Вин и я рассматривали их 12 июля в непосредственной близости. Их облик оставил глубокое впечатление, мы нигде не находили ничего подобного. Как хорошо ни воспроизводит русская 10-верстная карта и основанная на ней карта А. фон Шульца многие другие части Памира, здесь, на южной стороне Заалая, она оказалась, соответственно высказанному еще в Москве нашими русскими друзьями предупреждению, цветущей фантазией, обозначающей долины с источниками и ручьями там, где в действительности земля покрыта вечными льдами на мили в ширину. В свое время было бы корректнее оставлять бумагу белой там, где никто не видел местность на самом деле.

 

После вылазки в горы 8 июля у нас с Алльвайном ныли все кости, так что на следующий день я предпочел с Нётом разведать новое место для лагеря с лучшим пастбищем. Однако когда от Шнайдера и Вина, вовремя вернувшихся домой, Алльвайн услышал предложение "Ушба", его было не остановить. Таким образом, они выступили втроем в самую рань 9 июля. Алльвайн сообщает об этом следующее:

 

Эта гора - воистину гордый богатырь, по красоте формы не уступающий своему кавказскому крестному отцу. Свободно поднимает он голову до 5600 м, склоны его резко падают вниз в обе долины, а на северо-восток, напротив нашего лагеря, спускается крутой гребень, еще раз достигая высшей точки 5000 м на фирновой предвершине. По этому гребню мы и собирались подниматься. Проблематичным было преодоление примерно 100-метрового сброса в этом гребне, пролезть который в лоб при тщательном рассмотрении в сильный телескоп казалось невозможным. Склон слева от него был также малообещающим, но мы надеялись на правый, северо-западный склон, который Вин и Шнайдер видели во время конной поездки на разведку в долину западного истока и объявили не совсем безнадежным. Высоко засучив штаны, мы босиком перебрели ручей юго-западной долины и по однообразным осыпным склонам поднялись в верхний цирк, лежащий между северо-восточным гребнем и боковым, спускающимся на восток с предвершины. Подъем на предвершину не представлял сложности. На ее восточный гребень можно было подняться в основном по незаснеженной осыпи. Несколько скальных зубцов мы обошли справа по крутым фирновым склонам. За предвершиной, которой мы достигли в 830, на перемычке стоит ряд скальных башен. По снегу, осыпи и обрывам мы попали на первую седловину. Затем мы спустились дальше налево для обхода первой башни. Пришлось сбросить еще примерно 30 м высоты до тех пор, пока мы не смогли снова подняться на гребень по следующему снежному кулуару под его стеной. Следующие башни мы обошли справа, а под конец трудным лазанием по самому гребню достигли последней седловины перед взлетом на главную вершину. Фирновый гребень, который поднимается с постепенно возрастающей крутизной, после перелаза через несколько маленьких скальных зубцов вывел нас к подножию большого сброса. Здесь мы долго обсуждали целесообразность применения веревки, однако сочли, наконец, необходимым воспользоваться ею; склон, который нам теперь предстояло пересечь, имел такую крутизну, что вскоре мы уже страховались по всем правилам искусства. Сначала одна веревка шла через снежное поле под стенами на выдающееся вперед скальное ребро, затем мы пересекли крутую скальную плиту, местами заснеженную и обледеневшую, далее вправо вверх, до тех пор пока мы не оказались у подножия также в основном обледеневшего крутого кулуара, по которому хотели снова пробиться на гребень. Сверху идет гладкий вертикальный срез, перед которым мы уклонились направо на следующее скальное ребро. Вскоре мы снова были наверху на открытом всем ветрам гребне, примерно в 30 м позади большого сброса. Путь на вершину был свободен.

 

Последовал ряд больших и малых скальных зубцов, которые мы прошли по краю гребня. Лазание было непростым, однако горная порода, которая на стене была сильно разрушена, здесь стала снова хорошая и прочная. Приятно поразил нас факт, что мы могли здесь, на высоте примерно 5300 м, не только подниматься легко и без одышки, но даже и это сложное лазание выполнять без особого напряжения. Гребень снова круто вздымался, сначала трудные скалы, затем фирновое ребро, которое, наконец, вывело нас на фирновую предвершину. Красиво вздымающийся карнизный гребень вел к главной вершине, и в 230 дня мы стояли наверху на гордой башне. Вершина представляет собой довольно длинный проходящий примерно с востока на запад фирновый гребень, из которого торчат несколько скальных вершинок; наивысшая точка находится в его западном конце. Здесь мы спокойно расположились на привал, так как погода была великолепна, и даже легкое дыхание ветра не проходило через вершинный гребень. Вид был не только красивый и живописный, но и весьма инструктивный. Мы наблюдали западный и юго-западный истоки Кара-Джилги, видели просто необозримое море вершин там, где согласно карте с севера на юг должен был проходить единственный хребет. Также и на окрестности пика Ленина, вопреки облакам, был довольно свободный вид, но мы не смогли прийти к единому мнению о местонахождении наивысшей точки - целый ряд прекрасных ледовых гор соперничали между собой по высоте.

 

Осмелев от нашего успеха, мы решили траверсировать гору. Недалеко от вершины вниз по южному склону вел шикарный снежный кулуар. Мы попали к нему, немного спустившись по западному гребню до большой скальной башни. В самой верхней части кулуара лежал лавиноопасный свежий снег на жестком основании. Однако дальше везде был вполне надежный фирн по щиколотку, так что мы быстро спустились ниже без веревки. Кулуар, широкий в верхней части, внизу сужался все больше, становился более крутым, снег становился жестче, и в какой-то момент кулуар прервался гладкой вертикальной плитой, по которой струилась вода. К счастью, просматривался выход налево, мы залезли по боковому кулуару немного вверх и затем смогли перейти в параллельный кулуар, по которому обошли сброс. Ниже кулуар впадал в маленький, в то время еще покрытый снегом кар. Дальше вниз вел прекрасный снежный кулуар, маленький сброс можно было легко перелезть, а затем по снежным и осыпным склонам быстро спуститься на дно долины. Только талый снег доставлял неприятность. Правда, кальгаспоры здесь были еще не особенно высоки, но поверхность снежных полей была уже настолько изрезана промоинами, что приходилось спускаться медленно и осторожно. Уже через полтора часа после выхода с вершины мы стояли на добрых 1200 м ниже, у подножия юго-западного истока долины. Мы напрасно радовались отличному спуску. Как позже было видно с гор напротив, мы по счастливой случайности нашли единственно возможный путь спуска на всем склоне; во всех других местах выход в долину перекрывает вертикальный сброс.

 

(Борхерс): с 10 по 13 июля погода была не очень хорошая, дающая возможность отоспаться. Дни проходили в разведках долин. Мы передвинули лагерь на пастбища за моренным ригелем, отделяющим южную ветвь долины ("Киргизскую долину") от главной. Мы с Вином ездили на лошадях вверх по южной долине до киргизских юрт (отсюда ее название) и далее до "Киргизского перевала", через который ведет путь еще дальше на юг. Алльвайн и Шнайдер с лыжами взошли на две вершины, 5400 м, в хребте между юго-западной и южной ветвями долины. Все это до сих пор представляло собой также совершенно неизведанную местность. В эти дни нас покинули Дорофеев со своим отрядом, Беляев, и под конец Нёт.

 

8 июля Вин и Шнайдер разведали, что западная ветвь долины в верхней части поворачивает на юг и, таким образом, не имеет подходов к пику Ленина. Однако при этом они увидели высокую крутую вершину и с огнем в глазах поведали о ее красоте. Нам и без того представлялось необходимым добраться до легендарного хребта Зулум-Арт, а по возможности и еще дальше, чтобы с запада взглянуть на пик Ленина и его конкурентов на престол. Правда, сначала мы положили было глаз тоже на довольно высокий, но простой "Клавиртранспортберг"8 (такой он по сути и был), но при появлении новой цели потеряли к нему интерес. К другому магниту нас притягивало сильнее.

 

Мы назвали этот горный массив "Гранд Жорас", так как обращенным к нам своим восточным склоном высотой 1200 м он объединяет в себе громадные северные скальные стены Гранд Жораса с его же южными ледовыми сбросами (рис. 4). Один большой и многочисленные малые ледовые кулуары, прорезающие восточную стену, были невероятно крутые, не следовало взбираться и по камнеопасным скалам. Но на севере, как нам показалось, эта цитадель имела слабое место. Было очевидно легко достичь фирнового седла. Оттуда вверх тянется громадная ледовая либо фирновая стена. Она хоть и крута, но равномерна вплоть до вершинного ножа, и относительно коротка отсюда до наивысшей точки, в то время как ее южное продолжение образует бесконечное лезвие гребня, усеянное мощными бастионами, я бы сказал, почти что горную цепь. Западную стену, не пройдя перевал, мы не могли ни достичь, ни увидеть, так что речь о ней у нас не шла. Позже оказалось, что она также очень крута и вряд ли проходима до самой вершины. Таким образом, план нашей атаки был ясно задан изначально. Конечно, нас сильно беспокоили жандармы вершинного ножа и его гигантские карнизы. Еще одним фактором неопределенности была фирновая стена. Если вместо фирна там жесткий лед, стена будет исключительно трудна, а если совсем рыхлый снег на льду, то подъем вообще невозможен. Однако эти проблемы нельзя было решить ни в бинокль, ни в альпинистских теориях, а только взявшись за них.

 

13 июля при примерно четырехчасовом подходе по очень полого поднимающейся западной долине верхом на лошадях уже проявилась очередная порожденная этой страной трудность. Наш единственный вьючный конюх по недоразумению поехал на лошади к находящимся в полутора часах пути киргизским юртам и все не возвращался. В 1130 Алльвайн, Вин и я выехали верхом; позже следовали Шнайдер с конюхом, который должен был вернуть лошадей в лагерь и снова прийти с ними за нами на третий день. О площадке для лагеря мы со Шнайдером договорились. Там, где не слишком большой восточный ледник нашей горы изливает свой ручей в широкую долину, мы спешились, стреножили лошадям передние ноги и оставили их. Потом мы поднимались 1 час 45 минут сначала на осыпной холм, затем вдоль ручья и, наконец, по круче над ледником. В одной довольно хорошо защищенной от ветра мульде на срединной морене на высоте 4900 м вблизи ручейка мы нашли подходящее местечко для наших высотных палаток. Это жилье придумал и испытал Вельценбах, по нашим указаниям были изготовлены палатки для двух и для трех человек. Они очень легкие, так как не требуются ни специальные палаточные стойки, ни колышки. Последние заменяют камнями, на фирне в случае необходимости кошками, в качестве стоек служат два ледоруба; в ногах вшиты две палочки. Неудобно в этой палатке только то, что из-за низкой и довольно плоской, легко провисающей крыши в ней нельзя сидеть, не касаясь брезента, по утрам с внутренней стороны обычно мокрого или заиндевевшего. Это мешает обуваться и готовить еду, из-за тесноты всегда приходится делать это снаружи. Но несмотря ни на что, палатки были для нас приятным и практичным жильем.

 

Шнайдер в 7 вечера нашел нас без особого труда, после чего мы перешли ко сну с торжественным ощущением ночевки выше вершины Монблана. Рано утром в 340 мы сняли палатки, взяли ледорубы и отправились в путь. Удача с самого начала улыбалась нам. Сразу за мореной шел спокойный набор высоты по заснеженной, без трещин части ледника. Цепочка наших следов тянулась мимо громадной восточной стены горы. Трещины и ледовые бугры оставались правее. Затем мы подошли к склонам ведущим на Северный перевал. Они были достаточно крутые, как раз такие, какими должны быть фирновые склоны, подходящие для подъема и спуска. Весело и с озорством мы изобразили большой кросс. Шнайдер как спринтер с темпом подъема 800 м в час был первым, Алльвайн и Вин со скоростью 700 м - вслед за ним, я с 500 м довольствовался последним местом. Между пол-шестого и шестью часами мы достигли седла, альтиметр показывал 5600 м. Около 7 часов дальше пошел громадный склон, в верхней части круто вздымающийся, как кулуар Паллавичини. К счастью, он состоял в основном из фирна. Конечно, здесь не было безмятежного удовольствия простого подъема в кошках. Верхний слой представлял собой жесткий наст, под ним лежал сухой снег, еще глубже жесткий фирн, а иногда даже лед; таким образом, была опасность снежной доски. Наст, разумеется, не держал. Дважды приходилось возвращаться из-за того, что мы слишком глубокого проваливались или из-за ненадежной подложки. Так мы поднимались полтора часа "по лугам утомительно в гору", как мы цитировали Бэдекера. Затем становящаяся все более крутой фирновая стена оттеснила нас направо на северное ребро. Сначала шли обледеневшие скалы, затем снова крутой фирновый склон, и вот мы были на остром лезвии горы. Без сомнения, оно принадлежит к наиболее впечатляющему из того, что всем нам приходилось видеть или преодолевать на таких острых гребнях. Скалы и фирн постоянно сменяют друг друга. Скалы, правда, не слишком сложные, но карнизы, нависающие на восток, такие огромные, мощные и красивые, какие мы редко видели в Альпах. Гребень настолько острый, что сместиться на западный склон горы совершенно невозможно. Мы вынуждены были проходить по карнизам в надежде, что они не рухнут под весом нашего тела, так как 25-метровая веревка каждой связки была лишь весьма условным утешением. Алльвайн один раз ступил на снег и провалился насквозь в пустое космическое пространство. Эта занимательная тропинка по карнизам и скалам то немного спускалась вниз, то значительно поднималась вверх, через обрывы и жандармы. Вид с предвершины на главную вершину и прежде всего на ее обрывающуюся на восток ледовую шапку принадлежал к очередным экспонатам этого подъема. Теперь нужно было еще преодолеть фирновую башню - самый крутой фирновый участок на всем гребне. Руками и ногами мы пробивались вверх, снова мягко съезжая обратно. Фирново-скальный конус, образующий наивысшую точку, после этого показался "простым". Вскоре после 11 часов люди впервые стояли на этой гордой вершине.

 

Мы были сильно удивлены. Во время восхождения мы были настолько поглощены деталями гребня, что больше ни на что не обращали внимания. Первую неожиданность преподнес альтиметр, названный ласковым именем "домашняя собака Баро": он показывал 6200 м. Вторым приятным наблюдением было то, что лазание, рубка ступеней, и вообще весь подъем показались нам не сложнее, чем при восхождении на четырехтысячник в Альпах. Третьей и самой прекрасной неожиданностью была панорама. Нам удалось подняться на одну из наивысших гор в ближайшей округе. Мы смотрели вниз на превосходный парк из белых ледников и зубчатых вершин. Предположительно, это был хребет Зулум-Арт, который так ясно обозначен на карте. Его направление с севера на юг мы с проф. фон Фиккером еще дома рассматривали с недоверием. Разумеется, если смотреть на запад от самого Кара-Куля, эти горы покажутся одной непрерывной цепью. Однако если углубиться в них, то откроется широкая горная страна, отдельные хребты которой, как на всем Памире, в сущности ориентированы с запада на восток. Лишь один водораздел проходит с севера на юг, но широкие, представляющиеся вполне проходимыми ледовые перевалы ведут через него в направлении принципиальной горной складчатости. Так что существует не отдельный хребет Зулум-Арт, а целая пространная горная страна Зулум-Арт. На севере значительно возвышались четыре громадных горных массива, теперь уже наши старые знакомые. К сожалению, у нас не было теодолита, и с нами не было Финстервальдера. Так что разгадывание загадки, который из них является пиком Ленина, продолжалось. Алльвайн и Вин склонялись к пику 2, мы со Шнайдером скорее к пику 3. Было видно, как с седловины между пиком 2 и пиком 39 большой ледник стекает на юг, а внизу поворачивает на запад - как мы уже тогда предположили, Саук-Сай. Точно такой же значительный ледник подходит с юга к нему навстречу, он течет вдоль западного склона "Гранд Жораса". Далеко на западе и на юго-западе поднимаются другие высокие горные массивы - как мы тогда предполагали, горы Сандал и Танымас. Далеко на юге и на юго-востоке также стоят высокие хребты.

 

Мы смотрели и не могли насмотреться на всю эту красоту. Затем пошла работа. Вин засекал вершины, Шнайдер делал эскиз карты и наброски гор, я фотографировал полную круговую панораму согласно компасу. Сделать надо было много, но нам было хорошо на этой вершине, особенно благодаря тому, что великолепно светило солнце, и лишь слегка веял ветерок. Только около 2 часов дня мы со Шнайдером покинули вершину, вслед за Алльвайном и Вином, которые начали спускаться еще раньше. Мы шли быстро, но все время страхуясь на полную длину веревки. Нас снова поразвлекали жандармы. Длинная фирновая стена воистину порадовала нас, так как от полуденного тепла наст размяк, находящийся под ним снег лучше нагревался на своем основании, и таким образом опасность снежной доски была исключена. Последовало веселое глиссирование, и почти через полтора часа мы были на седловине. Теперь ноги сами отмахивали вниз по фирновому склону. Там, внизу, на пологом фирне и заснеженном леднике мы много раз глубоко проваливались, как это часто бывает после теплого дня. В лагере мы жадно хлебали воду - первую жидкость с момента нашего выхода. Затем мы поели, чуток вздремнули и, наконец, сложив палатки и все остальное в рюкзаки, пошли вниз в долину. Там, внизу, ночевка представлялась нам все же приятнее, чем на леднике. К сожалению, за этим превосходным выходом в горы последовал не столь прекрасный эпилог. Мы зря отпустили киргиза. Когда мы на следующее утро выползли из палатки, лошади исчезли. Через час поисков мы предположили, что они поспешили вниз по долине к лучшему пастбищу, или вообще к мешкам с ячменем и овсом. Мы поплелись вслед. Конец песни был таков: час за часом мы плелись до самого лагеря, а на следующий день вместе с киргизом я верхом поехал обратно. Там мы нашли лошадей, которые, видимо, спрятались вчера в овраге или в складках местности.

 

Неудивительно, что по поводу пика Ленина постоянно держали военный совет. Мы решили не предпринимать атаки на него в настоящее время. Так как носильщиков не было, нам пришлось бы на весь многодневный поход по разорванному леднику Кара-Джилга самим нести высотные палатки, спальники, примус, а также горючее и провиант на целую неделю. Слишком большой казалась опасность выдохнуться от переноски груза, из-за этого потерпеть неудачу под вершиной и тем самым потерять столько отличных дней. И наконец, где была истинная гора? Правда, в узком списке остались только пик 2 ("Большой Конус")10 и его сосед с запада пик 3,11 но который из этих двух, мы не знали. Все-таки очень трудно оценить высоту лишь на глаз, без измерительных инструментов. Из-за разного угла зрения на ближние и на дальние вершины нужно применять коррекцию, на которую слишком легко влияют ошибки. При рассмотрении с "Гранд Жораса" пик 2 с юго-запада, со стороны Саук-Сая, показался не сложнее для восхождения, чем с юго-востока. Кроме того, был также досягаем и пик 3 - оттуда, но не из долины Кара-Джилги. И наконец, не пришлось бы отвечать, зря потратив много сил и времени на возможно "неправильную" гору. Таким образом, мы решили покинуть долину Кара-Джилги в ближайшее время. Но хотелось предпринять еще одно красивое заключительное восхождение. Для этого мы выбрали "Трапецию" - гору, понравившуюся нам за характерный вид еще с Кара-Куля. Она находилась к востоку от вершины, на которую мы с Алльвайном поднимались 8 июля, и сулила вид в долину Уй-Су (рис. 5).

 

Мы опять сначала ехали на лошадях - два часа в северо-западную ветвь долины и вверх на ее орографически левый склон по широкой террасе до тех пор, пока овраг не прервал ее как раз на подходящей лужайке. Наученные горьким опытом, мы взяли с собой киргиза, который должен был стеречь там лошадей до нашего возвращения. Ущелье ведет на восток в верхнюю долину. Мы назвали ее "Скрытая долина" (рис. 6), так как из главной долины она не угадывается. Вход нам указали дикие бараны. Внизу движение по ручью, сквозь морену пропилившему себе русло, было малоприятно. Также и последующий подъем по живым курумникам южного склона, приправленный знойным послеполуденным солнцем и битком набитыми рюкзаками, мы вытерпели лишь благодаря надежде на лучшее будущее. Там, наверху, в конце склона, на высоте 5000 м, непосредственно на южном леднике Трапеции мы нашли место для лагеря, наверное, самое шикарное из всех: за естественной скальной стенкой площадка из щебня, такая плоская и однородная, что мы предвкушали, что ночью будем спать, как на пуховой перине; в нескольких шагах лужица с чистой водой; вид вдаль и вниз, как из орлиного гнезда.

 

18 июля в 3 ночи при свете фонарей мы вышли вверх по мягкому леднику, а потом в кошках по крутому склону направо до широкой седловины за южной предвершиной. После этого мы все время оставались на южном гребне. В основном там были пологие заснеженные скалы, но также и несколько превосходных жандармов и выступов, и кроме того один снежный участок. Лазание было не слишком сложным, но и не простым. Оно напрягало меньше, чем холодный западный ветер. Мы ужасно замерзли. Удивляло то, что несмотря на сияющее солнце, никак не становилось теплее. Ответ пришел, когда мы глубже чем по колено в снегу пробились к наивысшей точке трапециевидного купола вершины и под защитой от ветра в выцарапанном нами снежном гроте вытащили часы: было всего 815. Альтиметр показывал 6050 м. Панорама дала нам то, что и было обещано с географической точки зрения, она была также исключительно прекрасна. Далеко на юго-востоке в лучах утреннего солнца блестел Кара-Куль, на севере и на западе сверкали высокие белые вершины. Теперь мы были уверены, что видим перед собой наивысшую гору - пик 2.12 Сегодня мы не торопились, и только в 945 начали спуск - по западному гребню, в верхней части которого обнаружился крутой заснеженный скальный сброс. Затем следовал острый снежный гребень, где из-за карнизов приходилось часто отклоняться на крутую стену. Однако когда мы достигли широкой седловины перед красивой западной предвершиной, можно было по высокой фирновой стене съехать оттуда на южный ледник Трапеции. Здесь, на ледниковой сковородке, под палящим солнцем мы охотно вернули бы наш прохладный утренний ветер. В 1145 мы были у наших высотных палаток, а после обеда в лагере.

 

При отъезде 19 июля выяснилось, что нам не хватает вьючных животных. Удалось нанять двух яков у живущих в верховьях долины киргизов. Однако это были молодые животные, еще непривычные к поклаже, каждые четверть часа они теряли свой груз. Пришлось частично навьючить наших верховых лошадей, что привело к дальнейшему развлечению. Проблемы закончились лишь на следующий день, когда удалось нанять у других киргизов одного особенно большого и сильного яка, который выглядел со своим багажом, как башня (рис. 7). Мы двигались по примерно 100-километровой дороге, которую 13 июля предложил Нёт. Сначала более или менее легко проходимый путь вел через найденный 11 июля мной и Вином "Киргизский перевал", затем мы ехали вниз вплоть до долины Ак-Джилга, вверх на перевал Тузакчи (рис. 8), далее через долину Куль-Гирик, вверх на перевал Кызыл-Белес, вниз в урочище Кок-Джар и, наконец, в долину Танымаса, куда еще десять дней назад прибыл Рикмерс. Переход длился четыре дня. Мы видели несколько реально красивых ледовых гор, прежде всего хребет Муз-Кол на юге. В остальном в дороге была характерна скука каменной пустыни и бескрайняя широта ландшафта, совершенно особенно проявляющаяся на перевалах. При этом по пути мы встретили в сумме всего семь юрт.

 

Примечания

...6 Kohldampf-Tau, в переводе с немецкого жаргона времен Первой мировой войны: "Пик Лютого Голода"
...7 Пик 1 - Кызыл-Агын 6683 м, пик 2 ("Большой Конус") - пик Октябрьский 6780 м, пик 3 - пик Ленина 7134 м, пик 4 - пик Жукова 6842 м, ледник Кара-Джилга - ледник Октябрьский ...8 Klaviertransportberg, в дословном переводе с немецкого: "Пик Транспортировки Пианино"
...9 Пик 2 - пик Октябрьский 6780 м, пик 3 - пик Ленина 7134 м, седловина - перевал Крыленко (3Б)
...10 Пик Октябрьский 6780 м
...11 Пик Ленина 7134 м
...12 Пик Октябрьский 6780 м

 

Отрывок: Е. Алльвайн