Корреспондент NGT отправилась на Памир, чтобы пройти по пыльным горным дорогам, попробовать сыр из ячьего молока и познакомиться с бытом истинных горцев.
Памир — горная цепь на территории современного Таджикистана — всегда отличался самобытной культурой и обособленностью от соседей. Сегодня это один из немногих уголков мира, оставшихся почти не тронутыми цивилизацией. Горцы живут, как жили их прадеды, — разводят яков, пашут землю, едят простую пищу и строят дома без окон. Таких мест на Земле с каждым годом остается все меньше, а потому увидеть Памир — настоящее удовольствие.
Одни лишь местные географические названия будоражат воображение: Памирский тракт, пик Коммунизма, Горный Бадахшан. Маршрут по Памирскому тракту на машине или велосипеде неизменно входит в списки самых захватывающих приключений в мире.
Общественный транспорт на Памире — редкость. Если в Хороге удалось найти маршрутку, стоит ехать. Не только потому, что следующая может прийти лишь через несколько дней. Компания, которая попадется вам в дороге, — самый верный способ узнать как можно больше о местной жизни и о Памире в целом.
Несмотря на то что Памир — часть Таджикистана, лица местных жителей начинаешь отличать от таджикских уже через несколько дней путешествия. Здесь исповедуют другую веру, живут по своему времени. До наших дней сохранился десяток памирских языков; все они хоть и восходят корнями к персидскому, но сильно отличаются от него. Большинство памирцев владеет парой местных диалектов, а также таджикским и русским.
Река Пяндж — граница с Афганистаном. По обе ее стороны лежит Ваханский коридор, который когда-то был единой культурной территорией нескольких племен ваханцев. Они до сих пор живут здесь, но общего у них мало.
— Во времена СССР здесь и мышь не пробежала бы, это был один из самых охраняемых рубежей Союза. Сейчас граница практически открыта. Из Афганистана через Среднюю Азию идут в Европу опиаты, и эта граница для наркокурьеров — просто находка, — рассказывает пассажир маршрутки, 25-летний Эрик. — Будучи мальчишками, мы переплывали через реку на афганскую сторону после наступления темноты. Просто ради забавы, посмотреть, заметит ли нас кто-нибудь или нет. На самом деле ничего интересного там нет. Все те же горы и пыльные тропы. Раньше мы, ваханцы, говорили на одном языке и могли друг друга понимать. Но здесь мы забыли наш язык, да и там, на афганской стороне, живут совсем другой жизнью, которую нам уже не понять.
Международный рынок
Хотя до знаменитого субботнего базара в Ишкашиме всего 100 километров, в Хороге никто не знает, открыт ли он в эту субботу. Кто-то говорит, что в Афганистане вспышка холеры, другие — что продлили государственные праздники и граница на замке, остальные просто пожимают плечами. Эка невидаль, афганский рынок!
Маршрутки тем не менее идут в сторону границы полные пассажиров. На месте сразу видно, что с рынком ничего не произошло. Скрепя сердце отдаю паспорт совсем еще молодым пограничникам. На мосту между двумя странами толчея, шум, люди снуют туда-обратно. Приграничный рынок раскинулся на нейтральной полосе — крошечном острове посреди реки. С афганской стороны пограничники выглядят сурово: стоит только навести объектив в сторону Афганистана, тут же машут руками и бегут, чтобы одернуть туриста.
Среди торговцев почти не видно таджиков и памирцев, большинство приехало сюда из Афганистана, Пакистана и даже Ирана. Со всех сторон слышны разные языки: дари, пушту, урду, реже — памирский и таджикский… Деревенские торговцы, у которых за плечами от силы пять классов школы, как-то умудряются не только вести бизнес, но и обмениваться шутками.
— Сейчас Памир становится настоящим торговым перекрестком, хотя много веков был транспортным тупиком, — делится со мной пограничник Мулкабек. — Из Китая чуть ли не самый легкий путь дальше на запад лежит через Таджикистан. И с каждым годом поток грузов все больше и больше.
— Одно точно — Памирский тракт от китайских грузовиков пришел в полную негодность. Дорогу построили для легковушек, а сейчас по ней идут сотни груженых фур, — размышляет пограничник. О китайском интересе к полезным ископаемым, которых в памирских недрах не счесть, он говорить не хочет. А вот в кухонных разговорах экспансия Китая — одна из самых горячих тем.
Памир занимает половину территории Таджикистана, но при этом здесь живет всего 3 процента населения страны. Обделенный землями, пригодными для земледелия, и лишенный всей промышленности после распада СССР, этот край был долгое время брошен на произвол судьбы. С правительством страны у памирцев отношения натянутые — в Душанбе не могут забыть попытку Памира обрести независимость в 1992 году и переход на сторону оппозиции во время гражданской войны. Интерес Китая и обещания возродить здесь промышленность и создать для населения рабочие места начинают звучать все более привлекательно.
Хотя рады такой перспективе далеко не все:
— Раньше мы пасли животных дальше, там, где сейчас Китай, — рассказывает пастух, встреченный на границе. — Говорят, за долги Китаю правительство отдало часть земель. Официально ничего не подтверждают, но нейтральную территорию перенесли на несколько километров. Поди их разбери!
Банный день
Найти место для ночлега здесь нетрудно, но вряд ли какая-то из местных деревень может соперничать в популярности с местечком Ямчун, известным своими горячими источниками Биби Фатима-Зухра.
В первом же дворе находится место для постояльцев. И вот ведь удача — хозяева живут в настоящем старом памирском доме, которых здесь осталось не так много. В доме, как и полагается, нет ни одного окна, и свет поступает только через отверстие в крыше. В единственной комнате — лежанки вдоль стен и резные столбы, подпирающие крышу. Только я успеваю обрадоваться, что смогу переночевать в таком экзотическом жилище, как оказывается, что на ночь мне придется уйти в дом для гостей, хоть и удобный, но ничем не примечательный. Что ж, с хозяевами не поспоришь.
К счастью, знаменитые источники оказываются буквально в 100 метрах от дома. Заблудиться невозможно — по тропе идут женщины с детьми, бурно хохочущие подростки и даже преклонного возраста мужчины. Похоже, источники — центр деревенской жизни.
— Я хожу сюда чуть ли не каждый день, — говорит мне Аизада, разговорчивая девушка с ребенком. — Источники эти целебные, особенно полезны для женщин, мечтающих о детях.
Женщины внутри действительно выстроились в очередь. Места хватает для всех, но большинство стремится забраться в небольшую пещеру. Попав туда, можно, говорят, загадывать желания, предпочтительно на детородную тему — сбывается наверняка. Я смотрю, как рисковые дамы одна за другой забираются в узкую темную пещеру, и вдруг чувствую, что пора на свежий воздух. Вода в источниках такая горячая, что долго тут не высидеть. Но, как заверяют местные купальщицы, эффект обеспечен и без того.
Раздел имущества
Утром у дороги замечаю большое стадо баранов, коз и овец, вокруг которых толпятся люди. Каждый бегает, машет руками, хватает молодых барашков и куда-то их несет. Рядом стоит большой грузовик, куда бесцеремонно кидают всех животных. На мой вопрос, что происходит, стоящие в стороне женщины говорят, что это — ежегодное разделение скота.
— За лето родилось много новых ягнят и козлят. До осени они могли пастись все вместе, но сейчас, когда семьи едут все по своим кишлакам, молодых животных нужно оклеймить и погрузить в правильные машины, чтобы владельцы их не потеряли, — говорят женщины.
Здесь наверняка есть какая-то система, но постороннему этот процесс кажется сущим хаосом и неразберихой. Животные блеют, а некоторые и вовсе ревут как резаные. Хрупкие девушки оказываются в состоянии поднять средних размеров овцу. Семьи, у которых нет грузовика, водружают ягнят в корзины, закрепленные на ослах.
Все торопятся: чтобы попасть в свои кишлаки к вечеру, выехать нужно рано утром — расстояния здесь нешуточные.
Договариваясь о чем-то с местными, всегда приходится уточнять, о каком времени идет речь. Восточные памирцы живут по времени, на час отличающемся от душанбинского. Часы при этом показывают где местное неофициальное, а где — столичное время. Поначалу для путешественника это создает сильную путаницу, зато сильно облегчает подъем и отход ко сну. Проснувшись с первыми лучами солнца, понимаешь, что памирское время — не просто прихоть самовольных горцев, а необходимость жить в ритме природы.
Дорога для отчаянных
В сонном и пыльном Мургабе хватает водителей, которые едут дальше по Памирскому тракту, на север, в киргизский Ош. Но мне в другую сторону. Только заслышав о моем плане, все качают головой - дорога слишком опасна, и даже за баснословную по местным меркам сумму ехать в горы никто не соглашается. Дорогу построили в начале 30-х годов, когда СССР активно развивал промышленность и инфраструктуру на Памире. Независимый Таджикистан дорогу в должном состоянии поддерживать не может, а после вывода российских войск с афганской границы в 2005 году Памирский тракт и вовсе находится в состоянии постоянного ремонта. Но поскольку это — единственная дорога, связывающая Памир с остальным миром, ее по-прежнему активно эксплуатируют.
— Тебе нужно бартангских искать, туда только они и проедут, — подсказывает один из водителей.
По рассказам местных, долина Бартанга — какое-то подобие памирского Эдема. Там растут фрукты, там всегда тепло и легко дышится. Только вот случись что — и в этих горах можно застрять на несколько дней. Серьезного вида водитель Николай говорит, что поедет только с проводником. Так я знакомлюсь с Хосилом, сухим и неразговорчивым горцем.
Уже на следующий день, когда джип будет форсировать горную реку, я пойму, зачем нам нужен был проводник. Последние несколько дней погода стояла солнечная, а это значит, что ледники в горах подтаяли, и водой размыло дороги. Кажется, следующую нам точно не перейти, и вот-вот придется развернуться и ехать обратно в Мургаб. Но нет, Хосил выходит из машины, раздевается до трусов и, войдя в ледяную реку, находит место, где джип может каким-то чудом проехать, не будучи смыт грязным потоком. Впрочем, обратно дороги все равно нет — ручьи, которые мы проехали, уже вполне могли стать полноводными реками. И нам теперь один путь — только вперед!
Коварное озеро
Адреналина на горной дороге хватает: каждый поворот бросает водителю вызов и проверяет на прочность. Внизу в реке на боку лежит уазик — последняя жертва здешних дорог. Но местные знают, что самая большая опасность кроется дальше, высоко в горах, где дорога перекрыта военными вот уже много лет. Сарезское озеро, образовавшееся после землетрясения всего 100 лет назад, здесь называют миной замедленного действия.
— Сильные землетрясения здесь не редкость, — рассказывает водитель.
— Там, где сейчас озеро, раньше стояли несколько деревень. Во время землетрясения случился гигантский завал, который одну деревню похоронил сразу же, еще одну — чуть позже, когда перекрытая завалом река затопила все вокруг на многие километры.
В машине наступает гробовое молчание. Воображение рисует бурные потоки, несущиеся с гор и сметающие все на своем пути.
— Ученые подсчитали, что, если здесь как следует тряхнет и завал прорвет, озеро затопит все вплоть до Аральского моря. Таджикистан, Узбекистан, Афганистан, Туркмению — грядет бедствие сродни вселенскому потопу! — пророчит водитель с видом всезнающего академика. — Но до сих пор никто не придумал, что делать, поэтому живем как жили. Только вот на озеро больше никого не пускают. А там красотища!
Антикварная люлька
Проехать мимо одного из жилых домов в округе и не обменяться хотя бы парой слов с хозяевами здесь считается крайне невежливым. Поэтому остановки случаются не один раз в день. Выпить чаю с хозяевами — святое дело.
Иногда такие чаепития растягиваются на несколько часов. Потягивая горячий напиток и греясь в тепле, мы разглядываем нехитрое убранство комнаты. В углу стоит небольшой резной сундук, который при ближайшем рассмотрении оказывается люлькой. Хозяин достает ее и с гордостью рассказывает, что и сам, будучи младенцем, спал в ней, а сейчас ею пользуется его 6-месячный сын. Абузар родился весной и все первые месяцы жизни провел здесь, на высокогорье.
Розовощекого младенца тут же отрывают от матери, плотно пеленают и демонстративно укладывают в люльку, несмотря на его громкие протесты. Чтобы младенец случайно не выпал, его крест-накрест привязывают к люльке. Сверху на колыбельку надевают плотную алую накидку, и через несколько секунд Абузара уже не слышно — покачивания в темноте сделали свое дело.
Там, где кончается дорога
В лучах закатного солнца наконец появляется Джаланг — последний кишлак на этой дороге. Дальше можно идти только пешком — к пастбищам, спрятанным высоко в горах, но они в конце сентября уже опустели. В кишлаке же все еще кипит жизнь. Женщины заняты вечерней дойкой, мужчины сидят по сторонам. Только один, авторитетного вида житель кишлака, уже шагает навстречу, как будто ждал гостей. Известить кочевников о своем приезде невозможно, но ночлег найдется всегда. С минуту мы торгуемся, хотя понятно, что в другой кишлак до темноты нам уже не успеть. Но и для хозяина доход от постояльцев — легкий заработок, и мы быстро сходимся в цене. Женщинам тут же отдаются указания освободить лучшую юрту и постелить гостям.
Солнце хоть и клонится к закату, жжет все так же, как и в полдень. Воздух здесь такой разреженный, что совсем не держит тепло, поэтому одновременно можно чувствовать как жгучие лучи солнца на лице, так и ледяной ветер, который дует в спину. Сказать, жарко тебе на самом деле или холодно, невозможно.
Лицо за считаные минуты на ветру начинает болеть, а через несколько дней в своем отражении начинаешь замечать черты лица памирца — глубокие морщины, яркий румянец и потемневшую кожу. На этот случай у хозяйки юрты, 46-летней Асилхан, припасена банка вазелина — универсального в здешних краях средства. — Многие все еще пользуются ячьим жиром, как раньше, — рассказывает она. — Но жир — это еще и прекрасное лекарство, поэтому его лучше сберечь на черный день. Когда здесь кто-то заболевает, помощи ждать неоткуда, рассчитывать можно только на себя. До ближайшего кишлака полдня пути на машине. Хотя в Джаланге из 12 человек большинство друг другу родственники, Асилхан живет одна. Муж уже две недели как спустился в кишлак, ей же предстоит самой разобрать юрту и согнать скот, когда придет время для перекочевки. — Женщины здесь много работают. Целый день до ночи. Нельзя просто так уйти спать даже в десять вечера, если работы еще непочатый край, — делится со мной хозяйка. — Мужчины только сидят, ничего не делают. Разве что вечером, когда скот возвращается, помогут привязать яков для дойки, а так — никакого от них толку.
Яки, или кутазы, как их здесь называют, как раз вернулись с пастбищ. Первых к матерям пускают детенышей, которые днем остаются в кишлаке, в то время как взрослые животные уходят на высокогорье. Только вокруг заслышится жадное чавканье новорожденных яков, как женщины отрывают их от вымени — остальное молоко достанется людям. Здесь, где, кроме скудной травы и мха, ничего не растет, ячье молоко, наравне с мясом, — основа рациона кочевников.
Асилхан спешит угостить гостей. К лепешке подает сметану, творог и масло. Все, разумеется, свое, все от яков.
Як — всему голова
Гуляя по кишлаку, у каждой юрты замечаешь горы курута — сухого соленого сыра, который на Памире заготавливают на зиму. За несколько дней на солнце шарики затвердевают до каменного состояния, после чего их можно хранить без холодильника несколько месяцев. Когда сыр понадобится, его размачивают в горячей воде и добавляют в блюда. Я пробую курут на вкус. Моим любимым блюдом памирский сыр явно не станет, но на высокогорье выбор невелик. А внизу, в деревнях, сыр и вовсе становится деликатесом.
— Когда яки дают особенно много молока, мы отправляем излишки продуктов вниз, в кишлаки родственникам. Там, внизу, животным слишком жарко, поэтому ячьи продукты — исключительно горная еда.
Для памирцев як — настоящее спасение. Не требующий особого ухода, он дает молоко, шерсть и одновременно служит транспортом. Сейчас в горах зимуют только самые отчаянные кочевники, большинство спускается в кишлаки. Но для тех, кто остается, як — незаменимый спутник. Для этих животных 50-градусный мороз — ерунда, и даже в разгар зимы они исправно дают молоко. Людям зимой ничего не остается делать, как пережидать холода внутри юрты. Женщины в это время рукодельничают, валяют одеяла и заготавливают войлок для юрты.
— Раньше, в советские времена, ячья шерсть ценилась очень высоко, — со вздохом говорит Эсей, приютивший нас кочевник. — Даже сюда, на высокогорье, приезжали грузовики и собирали у нас шерсть. За нее можно было выручить приличные деньги. Потом из нее делали теплые одеяла — теплее ячьих ведь только верблюжьи. Сейчас шерсть пропадает — весной мы стрижем яков, и шерсти с них сходит целые горы. Только одной семье нужно немного, а остальное приходится выкидывать.
Эсей, похоже, скучает по советским временам, в его речи то и дело слышатся ностальгические нотки. Но, едва загрустив, он как будто одергивает себя и вот уже бодрым тоном заверяет, что сейчас тоже все хорошо. Эсей и его семья — памирские кыргызы. Хотя живут кыргызы здесь с незапамятных времен — а многие и вовсе перебрались через границу в Афганистан, — памирцы относятся к ним как к чужакам. Кыргызы же говорят, что местные неряшливы, часто живут в беспорядке и склонны выпивать.
В одном кыргызы правы — будучи мусульманами, памирцы тем не менее не прочь пропустить стаканчик. То ли виной всему советская власть, сбившая их с пути, то ли местная ветвь ислама — исмаилизм — дает поблажки, но даже молятся здесь всего два раза в день вместо пяти. И женятся по любви, в отличие от своих братьев по вере, у которых выбор супруги — неизменно задача родителей жениха. Заведя разговор про исмаилизм, я слышу имя Ага Хана — духовного лидера исмаилитов, мультимиллионера из Швейцарии. Его Королевское Высочество, как уважительно говорят о нем памирцы, не забывает своих почитателей: Фонд Ага Хана постоянно направляет сюда гуманитарную помощь, строит школы и мечети. В общем, заботится о пастве.
Когда я, кажется, уже привыкла к ячьей диете, лицо мое стало все больше похоже на лицо пожилой памирки, а время перестало существовать, внизу вдруг зазеленела долина. Проводник не обманул, довез-таки до Бартанга, который после сухого высокогорья кажется чуть ли не тропиками. И в один миг все, что было там, в горах, стало вдруг какой-то странной историей-выдумкой. Про добрых людей, чьи дома всегда открыты незнакомцу. Про горные пейзажи, поражающие величием и уединенностью. Про небо, которое кажется особенно близким. И то невероятное чувство единения со всем, что тебя окружает.
Памир: карта
Памир: основные точки маршрута
1. Хорог
Главный и единственный город на Памире. Кроме пары музеев, осматривать в нем особо нечего, зато в качестве базового лагеря Хорог незаменим: здесь можно не только сделать регистрацию и получить все разрешения, но и организовать машину с водителем, закупиться провизией и даже найти Интернет.
2. Мургаб
Второй по величине населенный пункт, Мургаб заметно уступает в развитости Хорогу, но когда на сотни километров вокруг — одни горы и редкие кишлаки, даже продуктовый магазин воспринимается как чудо. Здесь также есть ОВИР, где можно уладить дела с регистрацией.
3. Ишкашим
Субботний рынок на острове между Таджикистаном и Афганистаном — для многих единственный шанс мельком увидеть афганскую жизнь. Из самого кишлака можно сделать вылазки на местные горячие источники или древние крепости XII века.
4. Долина Бартанга
Труднодоступная и почти лишенная дорог долина с живописными кишлаками — последний населенный пункт на пути к верхнему Памиру. Отсюда начинается пеший маршрут в долину Гейзев — удаленное, но стоящее усилий место. Здесь же стоит как следует оценить преимущества низинного климата. Отправляясь дальше в горы, придется распрощаться с фруктами и овощами — выше Бартанга почти нет растительности.
5. Ваханская долина
Посредине Ваханской долины проходит граница с Афганистаном, и с таджикской стороны прекрасно видна афганская сельская жизнь: дети купаются в реке, женщины накрывают столы, мужчины работают в поле. По этим местам и в древности проходили границы и торговые пути. Во многих местах остались разрушенные крепости и укрепления.
6. Аличур
Кишлак стоит посреди плодородных земель (что в горах — большая редкость), и поэтому стал базовым лагерем пастухов и кочевников. Здесь стоит остановиться, чтобы пожить в юрте и познакомиться с бытом киргизского меньшинства.
7. Джаланг
Летнее стойбище киргизских пастухов — место уникальное своей удаленностью. Здесь стоит остановиться в юрте на несколько дней, научиться доить яка, готовить сушеный сыр курут и стать частью кочевой семьи.
8. Озеро Яшилькуль
Потрясающей красоты озеро на краю света. Ближайший кишлак Булункуль — самое холодное место на Памире.
9. Рангкуль
Кишлак почти на границе с Китаем, с пыльными улицами и сонным ритмом жизни. В качестве транспорта здесь нередко используют верблюдов, поэтому организовать многодневный трекинг на верблюде с ночевками в юртах — дело несложное.
10. Памирский тракт
Некогда легендарная советская дорога сейчас превратилась в пыльную и разбитую колею. До сих пор это единственная трасса, связывающая между собой кишлаки. В последние годы здесь сильно оживилась торговля с Китаем, и, возможно, уже через пару лет и этот удаленный край соединят с остальным миром полноценной магистралью.
11. Озеро Каракуль
Говорят, много миллионов лет назад сюда упал метеорит, образовав глубокий котлован. Рыба в озере не водится, и вода солено-горькая на вкус. Безжизненность озера вкупе с его колдовским видом заставляют почувствовать себя даже не на краю света, а за ним.
Таджикистан, Памир: путеводитель
Памир сочетает в себе экзотичную для русского путешественника культуру и удивительное добродушие и гостеприимство местных жителей. Благодаря общему советскому прошлому достигнуть взаимопонимания с памирцами просто, а это служит гарантией того, что непривычный быт и уклад жизни начнет открываться уже с первых дней. Поэтому, несмотря на труднодоступность многих мест и маршруты, полные испытаний, здесь чувствуешь себя комфортно — в каждом кишлаке путешественника принимают как родного.
Виза.
Гражданам России виза в Таджикистан не требуется. Зато непременно стоит позаботиться о регистрации. Чтобы избежать продолжительных разбирательств на выезде, нужно получить регистрацию (около $20) в ОВИРе в течение трех рабочих дней с момента въезда в страну. В разных городах сложность получения регистрации отличается. То, на что в Душанбе уйдет несколько дней, где-нибудь в Мургабе сделают на месте.
Валюта.
Национальная валюта — сомони (1 доллар США — около 5 сомони), но за многие туристические услуги можно платить в долларах. Евро и рубли можно обменять в банках в Хороге и Мургабе, но к оплате их обычно не принимают. На банкоматы рассчитывать не стоит — они есть только в больших городах, вроде Хорога и Душанбе. Пластиковые карты в них принимают к оплате не везде, так что стоит иметь при себе наличные сомони и доллары.
Как добраться.
Из Москвы в Таджикистан без пересадок летают авиакомпании Tajik Air, S7 и Аэрофлот. Билеты из Москвы обойдутся в $400−450. Зачастую дешевле и удобнее лететь с пересадкой - например, «Турецкими авиалиниями» через Стамбул. Путь из Душанбе в Хорог сложнее. Авиарейсы хоть и существуют, но билеты на них почти не попадают в свободную продажу. Зачастую единственный шанс добраться на Памир — это местные маршрутки. Дорога очень живописная и интересная, но утомительная (10−16 часов). Билет на маршрутку стоит порядка $50−60, большинство из них уходит с вокзала в Душанбе рано утром.
Транспорт.
Между Хорогом и Мургабом ходят автобусы (около $17 в одну сторону), но отправляются они, только когда наберут пассажиров, и ждать этого можно бесконечно. Памир очень популярен у велосипедистов, которые все необходимое везут с собой. Если ваш велосипед и палатка остались дома, лучше всего нанять джип с водителем. Удовольствие это недешевое — маршрут на 4 дня и 3 ночи обойдется в $500 за машину без учета затрат на жилье и еду. Но машина с водителем — единственный вариант передвижения в этих краях.
Сезон.
Путешествовать по Памиру можно примерно с мая по конец сентября (хотя некоторые смельчаки преодолевают Памирский тракт и зимой). В отличие от остального Таджикистана, летом здесь не стоит нестерпимая жара, но вот зимой не очень комфортно — мороз нередко достигает -50 °С. Оптимальное время для путешествий - начало лета или ранняя осень. Особенно интересно на высокогорье в сентябре-октябре, когда кочевники спускаются с летних пастбищ на зимовку в кишлаки, разбирая юрты и пакуя все свои пожитки для перехода. Тогда же на рынках появляется больше фруктов и овощей, и путешественник может наконец разнообразить свой рацион.
Еда.
Памирцы живут довольно скромно, и меню здесь тоже не сильно богатое. Вряд ли поездка по Памиру запомнится как лучшее гастрономическое путешествие, но и голодать здесь не придется. Гостю, как принято на востоке, будет предложено самое лучшее. В юртах у пастухов на ужин всегда подадут мясное — почти без исключения баранину. Плов, разные мясные супы, котлеты и кебаб здесь в большом почете. Вблизи озер на столе обязательно появится жареная рыба. На пастбищах гостям всегда предложат свежайший ячий кефир, масло и сметану. С овощами и фруктами здесь негусто, поэтому вегетарианцам стоит запастись едой еще в Хороге. Хотя, например, осенью здесь просто даром отдают шелковицу и облепиху.
Жилье.
Современное туристическое жилье — несколько среднего уровня отелей - есть только в Хороге. В остальных местах туристы живут у местных, а некоторые и вовсе в привезенных с собой палатках. Местные сдают за очень скромные суммы (от $15 на человека с питанием) приличные комнаты, в горах за ту же цену можно поселиться в отдельной юрте у пастухов, а если повезет — в настоящем памирском доме. Найти место для ночлега обычно не составляет труда — многие из них обозначены голубыми табличками Homestay, в противном случае можно спросить у прохожих, где здесь гостиница (гостиницами называют и частные комнаты под сдачу). В горах можно смело рассчитывать, что там, где есть стойбища, можно будет найти свободную юрту для ночлега. Кстати, в юртах на удивление тепло, чисто и уютно.
Язык и общение.
За редким исключением, все отлично говорят по-русски, хотя женщины часто хуже мужчин. Россиянам как гостям везде рады. Памирцы, как остальные и таджики, мусульмане, хотя и не сильно религиозны. Если сами хозяева не предлагают вам алкоголь, стоит воздержаться, чтобы никого не обидеть. При входе в дом обязательно снимать обувь. Кроме транспорта, все остальное на Памире стоит очень дешево. Если вас хорошо приняли и вкусно накормили, стоит заплатить хозяевам больше, чем они просят. Взимать с гостя плату многие до сих пор считают постыдным и могут принимать гостей себе в убыток.
Текст: Лариса Пелле 23 сентября 2014
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены