Опять поход на Памир (Афганские письма)

НАЧАЛО...(Шугнан)

 

Афганские письма. Казачий разъезд в опасности

Зная малочисленность русского отряда, афганские начальники сделались неимоверно нахальны, и письма их из прилично сдержанных приняли вдруг дерзкий, вызывающий тон. «Чего вы хотите, — писали афганцы в своих длинных посланиях, — провести границу? Или пришли вы забрать край, ваше желание нам неизвестно... наши войска отчаянные и часто, не слушая своего начальства, сами вступают в бой, — как бы они не причинили вам вреда. Что вы делаете, а еще представители Великой державы?» и тому подобными фразами были переполнены афганские письма.

Не было и сомнения в том, что афганцы не могли не знать о движении партии вниз по Шах-Даре и цели этого движения, так как Ионов в письме своем уведомлял о том файзабадского генерала, который, как было видно из предыдущего письма афганцев, писал «дать дорогу через владения, данные нам Богом», и все их стремление заключалось лишь в выигрыше времени для получения подкрепления и затем, по прибытии свежих войск, немедленного нападения на русский отряд. [341]

Вступать же в переговоры с афганцами после того, когда приглашенные для переговоров русские офицеры были встречены огнем, стало уже невозможным, а потому капитан Скерский выяснил все это в весьма сдержанном письме своем к афганским начальникам, объяснив им, что молчание на их письма вызвано их же враждебными действиями против русских.

«О том, что нам нужно, — писал начальник отряда, — известно вашему файзабадскому генералу из письма, которое три недели тому назад было отправлено ему нашим генералом». Затем следовало объяснение причины задержания посланных афганцев, а именно в силу того, что киргиз Алимбай и отрядный джигит Мансур-Сеид-Исаков еще не освобождены афганцами и находятся под караулом, но лишь будут получены сведения, что оба наши посланные благополучно вернулись на Памирский пост, афганские люди немедленно будут выпущены на свободу. «Что же касается до ваших опасений, как бы ваши солдаты нам не нанесли каких-нибудь неприятностей, то для этого у вас есть прекрасное средство, отойдите к Кала-и-Бар-Пянджу, где они, вероятно, помещаются в казармах и более находятся под присмотром, чем здесь».

Это письмо было отправлено с таджиком в афганский лагерь. 4 августа в одиннадцать часов утра, когда в отряде готовились к обеду, из разъезда прискакал казак. «Афганцы наступают», — крикнул он. В один миг весь отряд всколыхнулся, и в течение пяти минут был собран пасшийся отрядный табун, занята позиция пехотою, и казаки выехали вперед.

Такая быстрота и готовность к бою маленького отряда поразили афганцев, намеревавшихся напасть врасплох на позицию, и они, видя врага лицом к лицу, готового дать им отпор, отступили.

Потребность в подкреплении становилась чувствительнее с каждым часом. Люди в продолжение целой недели несли разведывательную и сторожевую службу, причем каждую ночь более половины чинов уходило в наряды, а потому отряд положительно выбивался из сил. Кроме того, нравственное состояние отряда было подорвано новыми слухами о прибытии подкреплений к афганцам, якобы предпринимающим обход позиции. Между тем из кишлаков, лежащих на низовьях Шах-Дары, целыми вереницами тянулись таджики к отряду вместе со своим жалким скарбом, стадами баранов и козлов.

Они побросали свои неубранные поля и спешили под защиту русских от нашествия афганских войск. С непритворною горечью рассказывали несчастные, как афганцы жгут их сакли и жестоко собираются наказать жителей Шах-Дары за сочувствие, оказанное ими русским.

Жалкий вид несчастных беглецов, невозможность помочь им за неимением ни средств, ни достаточных сил, неизвестность, когда подойдет подкрепление, очень тяжело действовали на людей с сильно возбужденными нервами. [342]

Во избежание распространения преувеличенных слухов о наступлении афганцев начальником отряда было приказано не допускать таджиков в район отряда, а отвести им место в некотором расстоянии от позиции, однако в виду бивуачных часовых.

В лагере афганцев как будто все притихло, и ночью, несмотря на усиленные наблюдения разведчиков, не было обнаружено никакого движения с их стороны и не заметно попыток к ночному нападению.

Тихо на позиции. Одна треть измученных солдатиков и казаков спят в полной амуниции под открытым небом возле составленных в сошки ружей, перед которыми мерными шагами расхаживает часовой. Время от времени останавливается он, прислушивается, беспокойно всматриваясь в темную даль ущелья, и снова начинает ходить взад и вперед.

Луны нет на небе, и только миллиарды звезд, мерцая, светят с беспредельной высоты темного, бесконечного неба.

Вот вдали виднеются несколько мигающих точек, то потухающих, то снова загорающихся желтовато-красным огоньком, это — афганские костры, тщательно поддерживаемые афганцами до самого рассвета.

Вдруг раздался шорох. Часовой вздрогнул и замер на месте. Шорох все приближался и приближался, уже слышны были торопливые шаги нескольких человек.

— Кто идет? — беспокойно окликнул часовой.

Несколько человек из спавших солдат подняли головы, некоторые вскочили на ноги.

— Кто идет? — повторил часовой и сделал несколько шагов вперед.

— Свои, — раздалось из темноты, — таджика с письмом{120} ведем. — С этими словами из-под горы вышло двое солдат, среди которых покорно шел туземец в большой чалме, делавшей его в темноте каким-то особенно огромным и страшным.

— Веди его к начальнику отряда, — скомандовал появившийся дежурный по отряду; все четверо снова исчезли в темноте, а часовой по-прежнему стал медленно расхаживать перед составленными ружьями.

Наступило 5 августа. Вершины угрюмых снежных великанов озолотились первым лучом проснувшегося светила, легкий ветерок пронесся по ущелью и поднял целый вихрь пыли на позиции.

В лагере афганцев замечалось движение, и высланные разъезды донесли, что неприятель начал наступление.

К десяти часам афганцами был занят кряж гор, пролегающий параллельно нашей позиции находящийся в 4500 шагах от нее, [343] но они ограничились пока этим и не предпринимали дальнейшего наступления.

Около двух часов было получено письмо от афганских начальников, в котором они предлагали Скерскому вступить с ними в переговоры, убеждая его не слушать шугнанцев и шахдаринцев, так как они-де «мошенники и черти» и только хотят завести ссору между двумя государствами. Что же касается джигита Мансура, то он жив и находится в Файзабаде при джарнейле в ожидании ответа. «Нам не приказано воевать, — писали афганцы, — и мы вас встретили пулями потому, что вы не дали нам знать, что вы идете, — так не делают». Под письмом были приложены печати: Магомет-Исса, Гулям-Сеид-Мугамед, Абду-Джап-Бар и Мир-Азам. Видя теперь в переписке возможность выигрыша времени, но не считая себя вправе вступать в переговоры с афганцами, начальник партии на письмо афганцев ответил письменно. Он постарался объяснить в нем афганцам, что ни он, ни они не уполномочены на переговоры, которые уже ведутся письменно между нашим и афганским генералами. Затем он выразил крайнее удивление, что афганцы, которым, как и они сами пишут, «не приказано воевать с русскими», двигаются на нас, встречают нас огнем и проч. и что во избежание столкновения между двумя государствами самое лучшее, если афганцы отодвинутся к Дашту.

Как бы в ответ на письмо афганца спустились в ущелье, находившееся в расстоянии 3000 шагов от позиции, и, по-видимому, намеревались воспользоваться темнотою для нападения.

В 7 часов вечера один из казачьих разъездов, желая выследить засевших в ущелье афганцев, неосторожно выдвинулся за рощу по берегу реки, очутившись таким образом в тылу занятой позиции афганцами. Немедленно же от неприятельского отряда отделился взвод кавалерии и на рысях пошел наперерез казакам, которым таким образом грозила опасность был отрезанными от своего отряда.

На позиции все были сильно озабочены, видя критическое положение разъезда, тем более что казаки, по-видимому, не замечали знаков, подаваемых им начальником партии.

Видя безвыходное положение разъезда и неминуемую его гибель, в случае столкновения, так как число афганцев в пять раз превышало численность казаков, капитан Скерский решил не допустить готовившегося столкновения.

— 2200! — скомандовал начальник отряда, мигом определив расстояние. Лязгнули затворы, и все замерло в ожидании.

— Пли!

Дружный залп, как на смотровом учении, грянул на позиции и эхом пронесся по ущельям, а действие его ошеломило скакавшую кавалерию. [344]

Несколько человек упало на землю, некоторые лошади, видимо задетые пулями, завертелись на месте, вскидывались на дыбы, и все потом бросились обратно к ущелью.

Вслед скачущим афганцам раздались еще два залпа с позиции с прицелами 2400 и 2700 шагов, да и злополучный разъезд, услышав выстрелы и видя отступление скакавшего на него взвода, провожал его огнем.

Убедившись в дальнобойности русских трехлинейных винтовок, афганцы уже не решались появляться в сфере нашего огня и продолжали держаться в ущелье.

Тяжелая ночь предстояла рекогносцировочному отряду, находившемуся в полной готовности к бою, истощенному и измученному рядом бессонных ночей, проводимых на позиции. Подкрепления все не прибывало, и известия о высылке его с Кой-Тезека не было получено. Афганцы же настойчиво оставались в ущелье.

 

Стычки с афганцами. Возвращение в Фергану

Посадив пехоту по два человека на лошадь, по знакомой уже читателю горной дороге, пересеченной в нескольких местах рекой Шах-Дарой, по головоломным карнизам, не щадя сил своих, спешил на выручку товарищей подпоручик Уфимцев с 30 пехотинцами и 3 казаками{121}. Выступая с первыми проблесками рассвета и останавливаясь лишь с наступлением полной темноты, двигался этот отряд к урочищу Вяз-Дара. Непременно должен был Уфимцев поспеть к 5 августа на помощь шахдаринцам, но этот убийственный путь, несмотря на все усилия его, все-таки замедлял движение. За два последних перехода встретили его киргизы с двадцатью высланными лошадьми из Вяз-Дары и передали Уфимцеву записку капитана Скерского, просившего его поспешить с помощью.

Взволнованный офицер недолго колебался, он передал нижним чинам о важности их немедленного прибытия на помощь товарищам и, не отдыхая, заменив утомленных лошадей свежими, отряд двинулся дальше.

Два перехода за один мах сделали солдаты, пройдя таким образом более 65 верст в 16 часов и к 10 часам подошли к позиции.

Весть о прибывшем подкреплении мигом облетела всех в русском отряде, солдаты приободрились, воспряли духом, и позиция, укрепленная капитаном Серебренниковым, при достаточном количестве защитников сделалась, если не совсем неуязвимою, то, во всяком случае, солидною преградою для наступавшего противника. Теперь, даже и при ночном нападении афганцев, являлась полная возможность отстоять ее. [345]

Ночь прошла спокойно, и с наступлением утра капитан Скерский, не видя более необходимости держать захваченных афганцев, являвшихся большою помехою в отряде в смысле отвлечения людей для окарауливания их, приказал отпустить Ниязмата и других пленных на свободу, причем Ниязмату словесно поручил передать афганскому начальнику о прибывшем подкреплении (Ниязмат не знал количества прибывших), и что ввиду избежания столкновения советует ему отойти вниз по Шах-Даре.

Вскоре после отъезда пленных, конечно передавших слова капитана, афганцы как бы в ответ на предложение Скерского снова предприняли наступательное движение, во время которого удалось определить их численность; в афганском отряде, по-видимому, было 2 роты пехоты в составе 130 человек и 28 всадников, которые, выйдя из ущелья, в своих красных мундирах выделывали всевозможные эволюции в виду нашего отряда, не предпринимая, однако, серьезного наступления.

Проманеврировав таким образом несколько времени, они снова скрылись в ущелье.

К полудню опять из афганского лагеря прибыл таджик с письмом, в котором афганцы требовали, чтобы русский отряд отступил на один переход, пока не окончатся переговоры между генералами. В ответ на это письмо Скерский еще раз письменно заявил начальнику афганского отряда, что вступать с ним в переговоры не может по той простой причине, что ни он, ни афганец на это не уполномочены, а что с занятой позиции русские не отступят ни на шаг и что пребывание в сфере нашего ружейного огня афганских войск он будет считать за неприязненные действия и будет встречать выстрелами всякую попытку к приближению их к занятой нами позиции. «Пока вы не отойдете к Дашту, я буду смотреть на вас, как на врагов, и сообразно с этим буду и действовать», — писал капитан.

Всю ночь ожидал отряд нападения, но напрасно, и только с рассветом разъезды сообщили, что афганцы предпринимают обход левого фланга позиции по ущелью Вяз-Дары.

Чтобы помешать им в этом намерении, с позиции был послан разъезд из 15 казаков под командою хорунжего Рябова к месту, где накануне были сосредоточены главные силы противника.

Подойдя на довольно близкое расстояние к афганскому лагерю и не будучи замеченным, разъезд остановился на некоторое время и снова показался в виду афганцев.

Появление разъезда, а в особенности двух молодцов казаков{122}, которые подскакали к неприятельскому бивуаку на 100 шагов, вызвало у афганцев тревогу. По уряднику Каширину и казаку Терехову было сделано несколько десятков выстрелов, к счастью [346] не задевших смелых оренбуржцев, которые, отвечая афганцам на скаку, уже приближались к ожидавшему их разъезду. На выстрелы афганцев хорунжий Рябов с шестисот шагов дал три залпа, причинив противнику значительный вред.

Но самым важным обстоятельством было то, что цель, ради достижения которой был выслан разъезд, осуществилась, так как карабкавшиеся на склоны гор левого берега реки Шах-Дары афганцы, имевшие намерение обойти нас по ущелью Вяз-Даре, услыхав внизу перестрелку, поспешили на выстрелы и таким образом обходное движение их было приостановлено, что и дало возможность более основательно приготовиться для отражения обхода.

Рекогносцировка Рябова была произведена в 11 часов, а в 2 часа афганцы снова начали свое дело. Около пяти часов они бегом из обходной колонны начали спускаться к нашей позиции и повели правильную атаку.

Подпустив наступающего неприятеля на 2000 шагов, отряд встретил его несколькими дружными залпами. Афганцы залегли за камнями и стали осыпать позицию частым одиночным огнем, длившимся около 20 минут, затем поднялись и, быстро перебежав расстояние в 500 шагов, опять скрылись за осколками гранита.

Во время этих перебежек из ложементов было сделано по бегущей цепи с прицелом 1600 шагов пять залпов, положивших нескольких афганцев, и затем до наступления темноты продолжалась перестрелка редким огнем.

Афганские пули то и дело ударялись о брустверы укреплений и рикошетировали, с визгом увлекая за собою мелкие осколки камней. Однако, видя превосходство наших трехлинейных ружей над своими, афганцы не решились продолжать наступления, и, когда сумерки сгустились до того, что стрельба становилась уже невозможною, они отошли к своим главным силам. Утомленным солдатам и на этот раз не удалось отдохнуть.

Нет-нет да и раздастся выстрел из неприятельского лагеря, расположенного у кишлака Видвейн, прожужжит пуля, сделает рикошет и умчится в темноту, затянув свою обычную песню.

К полночи выстрелы стали учащаться, заставляя наших быть все время настороже. Оказалось, что к афганцам подошло подкрепление и с провиантом из Кала-и-Бар-Пянджа прибыл Баба-Ша-хан.

С утра 8 августа афганцы приступили к постройке укрепления в 2400 шагах от нашей позиции на скате, по которому поднимались они, чтобы обойти отряд.

Так как в числе строивших укрепление было много таджиков, силой принужденных служить своим истязателям, капитан Скерский не открывал огня по афганцам, во избежание напрасного кровопролития ни в чем не повинных работников.

До четырех часов длилась постройка и затем была прекращена. [347]

К семи часам стало подходить новое подкрепление к афганцам, состоящее из кавалерии и пехоты, но, несмотря на это, они ничего не предпринимали, так что отряду в первый раз удалось провести мало-мальски спокойную ночь{123}.

Наутро в афганском лагере поднялась суматоха, которая сначала была принята за подготовление к наступлению, но затем очень скоро на позиции убедились, что афганцы вьючили лошадей и собирались в поход.

Не утерпели и тут афганцы и, сделав несколько выстрелов по отряду, стали медленно отступать вниз по Шах-Даре, вскоре после чего начальник отряда получил письмо от афганцев, объяснившее их внезапное отступление.

«Могущественным Правителям и Начальникам русских.

В понедельник мы получили ваш пакет. Уходите отсюда назад. Вы так с нами обращались, что мы считаем вас врагами. Если вы отсюда отступите, то между нами может быть восстановлен мир. Согласно вашего письма мы сегодня отступаем с занятой нами позиции и будем ждать того времени, когда высшее начальство ваше и наше покончат переговоры, и тогда уже будем действовать согласно с результами последних.

Просим и вас поступить таким же образом. Мы несколько раз просили вас уходить и предупреждали о грозящей с нашей стороны вам опасности, и если что-либо теперь случится, то вините самих себя.

Мы отступаем теперь. Вы же не наступайте. Отступили мы сегодня для того, чтобы не порождать недоразумений между двумя государствами. На земле нет ни для кого спасения от афганского войска — спастись можно только на небе! Если придут сюда наши молодые катаганы{124}, то живые не найдут своих одежд, а мертвые — саванов.

Мир-Азам-Галяндыр, капитан, Абду-Джабар, Гулям-Мухамед, Магомед-Иса, Мастон (очевидно, англичанин)».

На это письмо начальник отряда воздержался ответом, так как не доверял афганцам в их обещании отступить к Дашту и ожидал о том официального донесения от разъездов, следивших за отступлением противника.

Как ожидал Скерский, так и случилось, афганцы и не думали отступать к Дашту, а остановились в 5 верстах от позиции у крепости Рош-Кала. Ввиду этого осложнения и что к афганцам может подойти новое подкрепление из Кала-и-Бар-Пянджа при форсированном движении в один день, положение отряда становилось опять серьезным, а тут еще выяснилось, что в тылу позиции находятся перевалы Мац, Вранг и Житхорф, не исследованные [348] дотоле и не бывшие намеченными на картах и, очевидно, прекрасно известные афганцам, через которые они легко могли из Вахана зайти в тыл позиции.

Открытие это было сделано значительно позднее выбора позиции, при подробных расспросах таджиков, которые сбивались в своих показаниях, вероятно, благодаря неправильному произношению русскими названий дорог, ущелий и перевалов, а затем подтвердилось предостережением начальника Памирских отрядов. С тридцатью человеками сначала, а потом и с семьюдесятью нельзя бы было и думать прикрыть свой тыл на протяжении 87 верст в случае обходного наступления афганцев через эти перевалы. Перевал Житхорф находился в шести верстах от позиции в тылу, но он не представлял собою опасности, так как для вьючного пути не пригоден, да, наконец, предпринимая обход через него из Вахана, афганцы никак не могли бы рассчитывать на довольствие местными средствами, так как долина Шах-Дары бедная, а хлеба еще нигде не вызревали.

Через перевал Мац от Яушан-Куза до Зута из Вахана два дня хода, а через перевал Вранг движение исключительно пешеходное. За этими обоими перевалами должен был следить со своими кибитками Курбан-Бек-датха и в случае движения через них афганцев немедленно дать знать в отряд.

Тогда в один день рекогносцировочный отряд мог бы отступить к Сеиджу, где и занять неприступную позицию, на которой и удерживать до прибытия нового подкрепления. Теперь же киргизы доставили сведения, что Курбан-Бек-датха откочевал за Кой-Тезек. Это известие ошеломило начальника отряда, тыл его позиции, таким образом, был не только не обеспечен, но даже отряд не мог быть за сутки предупрежден в случае наступления оттуда афганцев. Положение из серьезного делалось критическим, и вот, как раз в это время, прибыло известие, что сам генерал Ионов спешит во главе отряда на помощь шахдаринцам, запасы которых истощались, и провианта оставалось не более как на 3 дня{125}.

Нельзя не удивляться неутомимости отряда капитана Скерского, энергии и распорядительности самого начальника партии и гг. офицеров. Ведь с 24 июля по 5 августа в отряде было всего лишь 27 казаков и 12 пехотинцев против вчетверо превосходного числа неприятеля. С 5-го по 6-е подкрепление подпоручика Уфимцева добавило 30 пехотинцев и трех казаков, зато и афганцы стали сильнее тревожить отряд, не давая ему ни днем ни ночью покоя и получая в свою очередь тоже подкрепления.

Весть о приближении генерала Ионова была с восторгом встречена шахдаринцами, и теперь все, несмотря на труды и лишения, перенесенные за последнее время, жаждали наступления афганцев, [349] намереваясь дать им хороший урок за дерзкое намерение вступить в бой с русскими войсками.

10 августа начальник партии получил письмо от командующего войсками в Шугнане Тимур-Ша-Кумайдана, весьма любезное и совершенно непохожее на предыдущие письма афганских офицеров. В письме этом Кумайдан{126} уведомляет Скерского, что он запретил начальнику Шах-Даринского отряда вести переписку с русскими и предпринимать что-либо до получения ответа из Файзабада.

19 августа, накануне прибытия на Вяз-Дару генерала Ионова, шедшего на Шах-Дару по тяжелому пути по прямой линии от Яушан-Куза, афганцы оставили свои позиции и ушли в пределы Афганистана, отозванные Абдурахман-ханом, а Шугнан и Рошан остались навсегда освобожденными от афганского ига.

Отступление афганцев подтвердилось донесением жителей Хоруга, селения, находящегося близ слияния рек Гунта и Шах-Дары с Пянджем.

«Начальнику русского отряда от хоругских жителей.

Донесение

Уведомляем вас, что здесь спокойно. Афганцы в пятницу прошли через Хоруг, сели на лодки и переправились за Пяндж. Притесняемые афганцами, мы принуждены были прятаться по горам и ущельям. Теперь же мы при вашей помощи воспрянули духом и начинаем выходить в свои селения. Семьи же наши пока остаются в горах. Все жители ждут приказаний ваших и с радостью готовы служить вам.

1312 года. Сафара 28-го, пятница.

(Печати жителей)».

После получения этого донесения генерал Ионов со всеми партиями двинулся к Хоругу и соединился с отрядом подполковника Юденича.

Партия, отправившаяся по Гунту, все время находилась у селения Ривака, задержанная также афганцами, укрепившимися на неприступной позиции и выставившими против подполковника Юденича 2 орудия. Однако на Гунте дело обошлось без стрельбы. Продвинуться вперед Юденичу не было никакой возможности, и оба отряда, как афганский, так и русский, спокойно стояли друг против друга.

Афганцы частенько подходили к русскому бивуаку — подойдут на 300 шагов, постоят немного и уйдут обратно. Иногда и подполковник Юденич выезжал вперед к демаркационной линии, куда выезжал и афганский начальник, поговорят немного оба офицера, [350] обменяются комплиментами и разъедутся в разные стороны. И так каждый день до самого 19 августа, покуда афганцы, получив приказание возвращаться в Афганистан{127}, не снялись с позиции и не ушли, оставя русским довольно сильно укрепленную позицию с артиллерийскими окопами, а подполковник Юденич продвинулся к Хоругу, где и соединился с Шах-Даринским отрядом.

В Хоруге вздохнули измученные солдаты и простояли там до 15 сентября. В это время соединенный отряд частью своих сил произвел две рекогносцировки: одну вниз по реке Пянджу до крепости Кала-и-Вамар в Рошане, которая и была занята русским гарнизоном, а другую вверх по той же реке до аметистовых копей. В 20-х числах сентября все рекогносцировочные партии и отряды были уже на Памирском посту, а с 30 сентября по 2 октября сначала сменный, а затем резервный выступили обратно в Фергану, оставив на Памирском посту новый отряд под начальством капитана Скерского.

С этого времени афганцы уже не появлялись в наших владениях. Шугнан и Рошан были очищены от них навсегда, а эмир Абдурахман обязался не переступать русской границы.

Памирским походом заканчивается окончательное завоевание Средней Азии, в память чего в 1896 году отчеканена медаль для ношения на владимирско-георгиевской ленте, с лицевой стороны которой изображены вензеля Николая I, Александра II, Александра III, Николая II, а с левой имеется надпись «За походы в Средней Азии в 1853-1895 гг.». Этот поход является одним из самых тяжелых походов в смысле климатических условий и борьбы с суровою природою, выпавших на долю Памирских отрядов, а также служит красноречивым доказательством того, что нет такой преграды, через которую бы не перешел русский воин.

 

Примечания

{1} В «Военном сборнике» 1895 и 1899 годов и в «Военно-инженерном журнале» помещены статьи капитана Серебренникова о Шугнане и Памире и строительных материалах в этой стране, но статьи эти не касались похода и военных действий русских войск на Памире. — Прим. автора.

{2} В 1839 году был совершен генерал-адъютантом Перовским поход в Хиву, окончившийся полной неудачей благодаря жестокой зиме, стоявшей в этот злосчастный год, и необыкновенно сильным метелям, свирепствовавшим в обширных степях Средней Азии.

Небольшой отряд Перовского не был в состоянии бороться со стихией и после 8-месячной борьбы с вьюгами и морозом вернулся в г. Оренбург, похоронив половину людей в азиатских степях и положив массу больных в госпитали.

{3} Англия стала озабоченно смотреть на Памир с того времени, как только начали его посещать русские путешественники, не считая лейтенанта Вуда, посетившего Памир в 1837 году.

{4} Английский капитан Гордон незадолго до этого времени рекогносцировал по Памиру.

{5} Форсайт был ранее командирован в Кашгар к Якуб-беку, с которым и завязал дружеские отношения с Англией.

{6} В мае месяце 1878 года издан был приказ по войскам Туркестанского военного округа о сформировании трех отрядов — готовились к походу в Индию. Однако поход в Индию не состоялся, а в Афганистан было отправлено посольство с генералом Столетовым во главе, и русские войска произвели только несколько демонстративных движений к южным границам округа.

{7} В 1888 году, когда экспедиция полковника Громбчевского была на Памире.

{8} Исхак-хан теперь в Самарканде со своими приверженцами и находится под русским покровительством.

{9} Туркестанский генерал-губернатор барон Вревский в 1891 году, объезжая Туркестанский край, посетил и Алайский хребет, побывав таким образом у подножия Памира.

{10} Абдурахман после подавления восстания стряхнул с себя английское иго и снова поставил свое государство в независимое положение, изгнав англичан из Афганистана.

{11} Таксыр — ваше благородие.

{12} Малайка — слуга сарт.

{13} Маджир — майор.

{14} Рекогносцировка Ионова 1891 года.

{15} Чирик — светильник с маслом, совершенно сходный с библейскими светильниками.

{16} Абиб — туземный доктор.

{17} Джандарин — генерал.

{18} Покоем называется строй в виде буквы П.

{19} Хоп, хоп — хорошо, хорошо.

{20} Таксыр — ваше благородие.

{21} Здравствуйте, как поживаете?

{22} Казий — судья.

{23} Тамаша — гулянье.

{24} Нашá — наркотическое средство для курения, сделанное из выжимков стеблей конопли.

{25} Генерал-майор Повало-Швыйковский был по Высочайшему повелению отрешен от должности и затем уволен в отставку за то, что «среди глубокого мира допустил нападение туземцев на русские войска».

{26} В ночь на 18 мая 1898 года в г. Андижане вооруженные скопища сартов напали на роты 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона, когда все люди спали, утомленные знойным днем и учебною стрельбою. Туземцы, руководимые Ишаном, объявившим Газоват (священную войну), стали резать сонных солдат. 21 линеец были зарезаны на месте, и, кроме того, многие были ранены. К счастью, в лагере находился офицер, подпоручик Карселадзе, он быстро собрал людей, разломал пороховой погреб, добыл патроны и отбил нападавших, за что и награжден орденом Св. Владимира с мечами и бантом, а 10 нижних чинов — Георгиевскими крестами.

{27} Чома — туземное вьючное седло.

{28} Бай — купец, богатый.

{29} Терескен — колючий мягкий кустарник, с огромным корнем, растущий в изобилии на Памире, прекрасно горит как в сухом, так и сыром виде.

{30} То есть сартовскими лепешками, заготовленными для подрядчика и его прислуги, так как туземцы русских сухарей не едят.

{31} Земляк, есть ли кислое молоко с водой (питье)?

{32} Сейчас, сейчас, барин.

{33} Айран хорош?

{34} Рыба «осман» очень вкусна, но костлява; напоминает форель.

{35} Прочь, прочь.

{36} Ляндза — эскадрон.

{37} Где русские?

{38} Дай, барин, на чай, я бедняк, а ты барин.

{39} Спасибо, спасибо, ваше благородие.

{40} Рисоля — кавалерист.

{41} Гермут при постройке в 1893 году военной дороги через Алайский хребет был взорван на воздух и тяжело ранен в голову и лицо.

{42} А, господин, здравствуй!

{43} Вот Чатыр-Таш.

{44} Яшиль-куль прежде назывался Драконовым озером. Ввиду того что ни один человек не посетил его берегов, благодаря трудной одолимости окружающих перевалов, об этом озере ходили разные баснословные слухи, и кочевники верили, будто на нем живут лишь драконы и разные чудовища. Рассказы о первых были занесены китайцами.

{45} Мечи.

{46} Почему камень этот и называется Чатыр-Таш, то есть камень-шатер.

{47} Ай, оставь это, господин!

{48} Ягдтан — кокандские кожаные сундуки для вьючки на лошадей, очень удобные во время походов, особенно в горах; их бывает всегда два, и они лежат на ремнях на спине лошади по обе ее стороны.

{49} В некоторых долинах Памира артиллерия шла на колесах и вьючилась только для переправы и при крутых подъемах и спусках.

{50} Кифтан — капитан по-афгански.

{51} Дофордар — унтер-офицер.

{52} Верхняя кошма, закрывающая отверстие сверху юрты.

{53} Тамаша — собственно празднество, а также употребляется иногда в смысле кавардак, беспорядок.

{54} Архар — каменный баран, живущий только на снеговой линии Памира, открытый известным путешественником Марко Поло.

{55} По распоряжению Министерства иностранных дел отряды не должны были переходить реку Мургад — предписание же это опоздало.

{56} В горной войне на границах Индии и Афганистана не такое значение имеет количество наступающего войска, как исправное и обильное довольствие его. С голодными людьми и лошадьми ничего не поделать, так как ни провианта, ни фуража на Памире не достать ни за какие деньги.

{57} Ёк — нет.

{58} Кекелик — горный рябчик.

{59} Улар — горная индюшка.

{60} Каун значит по-сартовски дыня (солдаты про глупую голову говорят так).

{61} На Яшиль-куле совершенно не было топлива, даже терескен и тот был довольно далеко, приходилось собирать кизяк, а за дровами была командирована целая рота на реку Джань-Каинды.

{62} Военный инженер Серебренников — первый русский инженер, производивший постройки на Памирах.

{63} Подполковник Скерский ныне состоит при Азиатском отделе Главного штаба; на его долю выпали самые тяжелые рекогносцировки по Памирам в течение 1892-1894 годов.

{64} Дунгане населяют Кашгар; это монгольское племя явилось от смеси китайцев с киргизами.

{65} К русским киргизы относятся также недоверчиво, и когда мы были на Памире, то не могли узнать ничего достоверного о китайцах, а последним был известен каждый шаг Памирского отряда. Между тем об афганцах нам доносилось киргизами все, и вообще они очень сочувствовали, когда отряд прогонял афганские войска.

{66} Ляндза — эскадрон.

{67} Ишак — осел.

{68} Здравствуй, как здоровье?

{69} Дувал — забор.

{70} Нан — хлеб.

{71} Хош — прощай.

{72} В 1879 году Каваньяри, офицер английской службы, прибыл в Кабул во главе миссии с конвоем в 50 человек пеших и 25 конных сипаев. В это время в Кабуле было большое скопление афганских войск, весьма враждебно настроенных против англичан. Без всякого повода со стороны последних афганцы вдруг атаковали здание посольства и открыли по нему убийственный огонь. Малочисленный отряд отвечал на выстрелы выстрелами и под начальством лейтенанта Хамильтона три раза атаковал осаждавших. Тогда афганцы выставили два орудия против миссии, которая продолжала все же держаться на своей позиции. Наконец, храбрый Хамильтон пал мертвым. После этого сам Каваньяри и доктор Келли вместе с уцелевшими сипаями бросились на афганцев и все были до одного перебиты. После этого англичане начали свой поход на Афганистан.

{73} Частью орудия английские, а частью сделанные на афганском оружейном заводе. Кроме того, имеется в Афганистане за последнее время конногорная артиллерия.

{74} Спасибо.

{75} Бендерский — военный топограф, бывший в Кабуле в 1878 году в посольстве генерала Столетова, а затем много работавший на Памире и вообще в Туркестане.

{76} Сухсурават — название перевала, по расспросным сведениям, до открытия его полковником Ионовым.

{77} Перевал Ионова представляет собою весьма удобный перевал, спускающийся в долины истоков реки Инда. В июне и июле месяце через него можно перевалить без затруднений. В августе, именно когда он был открыт Ионовым, на перевале этом бывают метели; в октябре и до мая он закрывается совершенно.

{78} По реке Джан-Каинды недалеко от перевала Пшарт находится много золотого песку. Местные кочевники занимались промывкою золота и в настоящее время видны развалины золотопромывательного завода. Вероятно, вследствие тяжелых климатических условий, отсутствия путей сообщения работа не пошла.

{79} Капитан военный инженер Серебренников производил постройки на Памире в конце 1892 года и в 1893 и в 1894 годах.

{80} В 1892 году господствовала сильная холера в Туркестане.

{81} Вьючный сундук.

{82} По новейшим измерениям вершина Муз-Таг-Ата (то есть отец ледяных гор) высится на 25 000 футов над уровнем моря.

{83} Як — это горный бык, похожий на буйвола, очень безобразен, имеет лошадиный хвост, служит прекрасным перевозочным средством на Памире.

{84} Между оренбургскими казаками много киргизов, даже мусульман.

{85} Майор Мурад-хан.

{86} В озере вода соленая, а потому в укреплении были вырыты колодцы.

{87} Тесто, варенное в сале.

{88} До-бой — что угодно.

{89} Саломат — здравствуй.

{90} Кулдук — поклон.

{91} Настоящее описание составлено по донесениям, маршрутам и путевым журналам подполковника Генерального штаба С. П. Ванновского.

{92} Командир гарнизона в Кала-и-Вамаре.

{93} Родственник убитого 12 июля 1892 года.

{94} Пик этот назван в честь генерал-адъютанта П. С. Ванновского.

{95} Карнизы эти, или, как они называются туземцами, авринги, очень узки, не шире 1 фута, и состоят из двух продольных жердей, положенных на два воткнутых в расщелины камня кола и привязанных к ним хворостинными вицами. На этих жердях уложены в один ряд плоские осколки камня.

{96} Генерал Баев умер на Памире и труп его в то время вез сопровождавший экспедицию доктор Феглер.

{97} В 1893 году впервые на практике были испытаны новые магазинные ружья образца 1891 года.

{98} Убитых оказалось не 6, а 18 человек; сведения эти доставил полковник Генерального штаба Пестич, ездивший на Памир в 1898 году.

{99} Смертельно раненных.

{100} От Янги-Арыка до Кала-и-Вамара долина Бартанга сильно расширяется.

{101} В 1893 году министр иностранных дел просил военного министра разрешить движение русских отрядов за Мургаб в пределы Шугнана и Рошана лишь «для обеспечения безопасности собственного отряда», для того чтобы не подать повода афганцам для движения их к Дарвазу.

{102} Капитан Александрович.

{103} По переходе через перевал отряды при дальнейшем следовании должны были иметь между собою связь посредством туземного населения. Для постоянного же сообщения с Памирским постом по приказанию генерал-майора Ионова были выставлены временные казачьи посты: 1) на Кара-Су из 3 казаков; 2) у равата Баш-Гумбез из 4 казаков; 3) у Сасык-куля «или где удобнее» из 4 казаков; 4) у перевала Кой-Тезек из 5 казаков. Эти пикеты составляли непрерывную цепь с постом от места соединения обоих путей, по которым направились партии, то есть от перевала Кой-Тезек. Посты поверялись офицерами Памирского отряда.

{104} Таксыр — ваше высокоблагородие.

{105} Перевод писем сделан отрядным переводчиком Урманбековым.

{106} См. «Военный сборник» 1895 года, № 11 и 12 «Очерк Шугнана», военного инженера А. Серебренникова.

{107} «Очерк Шугнана».

{108} Точной границы не установлено, но граничную линию следует принимать на севере по вершинам Рошанского хребта (водораздел бассейнов Бартанга и Гунта пересекает реку Пяндж у урочища Ялдербент по отрогу хребта Гиндукуша, огибает с запада озеро Шива, опять пересекает реку Пяндж ниже впадения ее в Арахт, идет на вершины Ваханских гор и, следуя на восток и через перевалы Мае, Кой-Тезек, западной оконечности оз. Яшиль-куль к перевалу Ляангар-Дара в Гошанских горах. «Очерк Шугнана»).

{109} Караул, выставленный афганцами.

{110} Боба-ша-хан — помощник файзабадского губернатора Ша-Сеида.

{111} Вероятно, этим автор письма хотел сказать, что Курван-Беку и Муза-Фару как представителям шугнанского населения местные таджики поверят и поднимутся на афганцев.

{112} Алимбай был послан с письмом в Бадахшан к афганскому генералу.

{113} Саид-Мансур был в 1893 году джигитом и проводником у С. П. Ванновского.

{114} Афганская крепость на берегу реки Пянджа в Шугнане.

{115} С подлинного перевода отрядного переводчика Урманбекова.

{116} Не успели. Очевидно, киргизы и таджики давали им ложные сведения о нашем движении.

{117} Он же по прозванию Галяндыр.

{118} Резерв только выступил 22 июля с Памирского поста и, следовательно, немедленной помощи дать бы не мог, разве лишь через полторы недели при самом усиленном марше, мог прибыть на выручку, то есть его нужно было уведомить об опасности, это также занимало 3 дня minimum.

{119} Перевод сделан отрядным переводчиком Урманбековым.

{120} Письмо оказалось от подполковника Юденича из Ривака, которым он уведомлял Скерского, что заперт афганцами и ждет подкрепления с Памирского поста.

{121} Подпоручик Уфимцев находился в составе отряда капитана Эттингена, высланного на Кой-Тезек.

{122} Урядник Каширин и казак Терехов взялись пересчитать численность афганцев, не принимавших участия в обходе.

{123} Вечером было получено опять письмо от афганцев, в котором они, требуя от русских отступления, угрожали уничтожить весь отряд.

{124} Катаганы — воинственное племя Бадахшана, из которого вербуются солдаты в афганскую гвардию.

{125} Спеша на помощь, подпоручик Уфимцев потерял много лошадей и вьюков, кроме того, часть провианта была им оставлена на пути и на освободившихся лошадей посажены люди.

{126} Кумайдан — командующий войсками.

{127} Это объясняется тем, что на Гунте афганцами командовал весьма интеллигентный офицер, вполне понимавший свои обязанности.

 

НАЧАЛО