Памирские записки

Двенадцать дней едешь по той равнине, называется она Памиром; и во все двенадцать дней пути нет ни жилья, ни травы; еду нужно везти с собой. Птиц тут нет оттого, что высоко и холодно. От вечного холоду и огонь не так светел и не того цвета, как в других местах, и пища не так хорошо варится.

Марко Поло 1951

 

В Институте географии Академии наук СССР предполагалось подготовить к печати большую коллективную монографию о природе Средней Азии. Мне предстояло возглавить авторский коллектив и выступить редактором книги. Но в моем личном знакомстве с природными районами Средней Азии был существенный пробел — Памир. Туранская равнина, Тянь-Шань, Фергана мною посещались неоднократно, а Памир как-то оказался в стороне от маршрутов тех экспедиций, в которых приходилось работать.

 

Поэтому было решено познакомиться с Памиром. На окраине Ферганской долины, в предгорьях Алайского хребта, расположен город Ош. Отсюда начинался древний караванный путь, идущий в Кашгар, а также в Кашмир, к верховьям Инда, отсюда в течение многих лет выходили памирские научные экспедиции. Ошские старожилы и теперь еще помнят, как в 30-х годах нашего столетия снаряжалась крупнейшая Таджикско-Памирская экспедиция, в которой принимали участие Н. Л. Корженевский, Д.В. Наливкин, Д.И. Щербаков, К.К. Марков и другие видные советские ученые.

 

Ош – областной центр Киргизской республики. Он лежит на высоте почти 1000 метров над уровнем моря, хорошо озеленен, его дома окружены фруктовыми садами; река Акбура несет много воды, и здесь не так жарко, как в других городах Ферганы. "В области Ферганы нет города, равного Ошу по приятности и чистоте",- отмечал еще автор узбекской хроники XVI века Бабур.

 

В августе 1951 года аспирант Курбаншо и я отправились из Оша на пятитонном автомобиле ЗИС-150. В описаниях путешествий по этому труднодоступному краю всегда отмечалось, что они сопряжены с лишениями вследствие большой абсолютной высоты. Поэтому странно нам было представить, что большая тяжелая машина поднимется на "крышу мира". Конечно, и теперь еще остались на Памире места, куда можно проникнуть только по узким тропам верхом на лошади или пешком, но к основным населенным пунктам легко проходят и грузовые автомобили. На машине можно пересечь Памир до Хорога или через Вахан до Ишкашима и спуститься по Пянджу вдоль афганской границы к Калаи-Хумбу в Дарвазе, откуда уже сравнительно нетрудно добраться до столицы Таджикистана — Душанбе.

 

Перевалом Талдык мы перешли Алайский хребет. Позади остался бассейн Сырдарьи, теплая Ферганская долина, лёссовая пыль, плантации хлопчатника и сады. Перед нами раскинулась широкая пологая равнина Алая, понижающаяся с востока на запад, и над ней, с юга,— крутая стена грандиозного Заалайского хребта.

Я исходил горы Кавказа, Тянь-Шаня, Монгольского Алтая, но величественнее всех их Заалайские. Длинной цепью протянулись снежные пики Курумды, Ленина и Дзержинского.

Первым из ученых посетил Алай в 1871 году Алексей Павлович Федченко, замечательный русский исследователь второй половины XIX века, которому принадлежит честь открытия высочайшей вершины Заалайского хребта, позже получившей имя Ленина .

 

Мечта А. П. Федченко пересечь Заалаиский хребет и пройти на Памир не осуществилась. "...Глаза мои… настойчиво глядели на юг, чаруемые рандиозностью панорамы и полной неизвестностью, что там находится. Но массивный снеговой хребет, как стена, протягивался передо мною на расстоянии каких-нибудь 30 верст. Я тогда еще не предчувствовал, что эти горы сделаются для меня действительно стеной, за которой я ничего не увижу; я спешил вниз, чтобы проникнуть в эти горы, и мечтал, что дойду до тех мест, где фантпзия туземцев помещает "крышу мира" (Бам-и-дунеа). Увы, не подозревал я, что веленьями киргизского полковника мне суждено будет ограничиться созерцанием только края "крыши мира". Без грусти я до сих пор не могу вспоминать о тех разочарованиях, которые пришлось мне испытать в Алае. Но что же делать? Остается ожидать, что если не увижу сам, то от других узнаю, что таится за этими горами".

 

А. П. Федченко так и не узнал, что таится за Заалайским хребтом: через два года, в возрасте 29 лет, он трагически погиб в Швейцарских Альпах. Вскоре русские экспедиции ВНОВЬ появились в Алайской долине, перевалили Заалайский хребет, и уже в 1877 году выдающийся исследователь Средней Азии Н.А. Северцов подробно описал природу "крыши мира".

 

Мы спускались по Алайской долине. Лето было холодное, сухое. Пастухи жаловались на плохие корма. Дорога шла по правому берегу реки Кызылсу. Кызылсу по-киргизски, а Сурхоб по-таджикски — "красная вода". Справа от нас невысокой грядой тянется скалистый Алайский хребет, который, постепенно понижаясь к долине, образует развитые предгорья. Слева более чем на половину склона сверкают нетронутыми снегами Заалайские горы. Хорошо видны древние морены.

Алайская долина лежит в пределах Киргизской ССР. Но здесь пасут свой скот и колхозы Узбекистана и Таджикистана. Не доезжая до районного центра Дараут-Кургана, мы заночевали в Сарымоголе — овцеводческой ферме колхоза Шугнанского района Горно-Бадахшанской автономной области. Ферма приютилась на южном склоне Алайского хребта. В области мало земель, годных для выпаса, и колхоз вынужден отгонять свои стада за сотни километров.

Из Сарымогола хорошо обозревалась Алайская долина, степная, открытая, без единого деревца даже у реки. Сильный ветер поднимал пыль и кружил ее смерчем. Вот этого я никак не мог ожидать в Большом Алае. В нижней части Алайской долины обнажаются галечник и пески, и ветер часто поднимает в воздух массу пыли и тонкого песка.

 

Мы долго беседовали с колхозными чабанами. Это были таджики из Хорога — высокие, черные, с правильными чертами лица, красивые шугнанцы. Наши собеседники говорили на шугнанском и таджикском языках и почти не владели русским. Памирские киргизы, живущие в пределах области, помимо киргизского знают еще таджикский и русский языки. Таджики Ленинабадской области кроме таджикского владеют узбекским и русским. Знание трех языков — весьма распространенное явление во многих районах Таджикистана и Узбекистана.

В течение долгой зимы долина сплошь покрывается снегом. Овец перегоняют или в Малый Алай, или в небольшие боковые долины южного склона Алайского хребта, где снег, долго не залеживаясь, стаивает и испаряется и сухом воздухе под лучами зимнего солнца. В Малом Алае на большой высоте сеют ячмень.

Как и в других высокогорных районах, в Алайской долине чувствуется громадная разница в температурах в тени и на солнце, на северных и южных склонах гор. Склон Заалайского хребта, падающий к долине и обращенный на север, одет снегами и ледниками. Алайский склон, обращенный на юг, сравнительно сухой, ледников почти нет, снега залегают островами.

Вечером, как только заходит солнце, становится нестерпимо холодно. Студеная звездная ночь полна тишины и покоя. Мы поглубже забираемся в спальные мешки, пастухи заботливо укрывают нас сверху толстыми теплыми кошмами. Утром кошмы покрылись инеем, ручей, протекавший рядом, сковало льдом, но солнце быстро пригрело землю, над ней дымятся пары исчезающей ночной сырости.

 

Мы круто поднимались на перевал Кызыларт через Заалайский хребет. Машина с трудом брала подъемы, высота сказывалась и на работе мотора. Болела голова. Пульс бился учащенно. Меня это не волновало, так как я знал, что дней через 10—15 организм приспособится к низкому атмосферному давлению, к разреженному воздуху и сердце будет работать нормально.

По склонам долины у перевала были заметны следы неумеренного выпаса скота — бесчисленные тропинки, идущие параллельно друг другу, настолько нарушали растительный покров, что появились оплывины.

Но вот и перевал Кызыларт. Я читал, что Памир пустынен, но то, что я увидел, удивило меня — мрачный пейзаж во многом напоминал самые безжизненные районы Гоби.

Но особенно пустынной показалась мне долина речки Маркансу и приозерная равнина озера Каракуль. На голых, открытых равнинах валялись громадные рога диких баранов. В литературе я часто встречал упоминание о них. Всех путешественников, впервые попавших на Памир, поражало большое количество завитых рогов архаров — горных баранов, как их называли, баранов Марко Поло. "Много тут больших диких баранов,— отмечал Марко Поло,— рога у них в шесть ладоней и поменьше — по четыре или по три. Из рогов тех пастухи выделывают чаши, из них и едят; и еще из тех рогов пастухи строят загоны, где держат скот". Особенно много рогов у подножия отвесных скал.

 

Н. А. Северцов считал, что эти рога — остатки погибших самцов, потерпевших поражение в драках, столь обычных у баранов. Другие зоологи предполагали, что скопление черепов с рогами - результат повальных болезной - эпизоотий (тогда не ясно, почему сохранились только черепа баранов и редко встречаются черепа овец).

 

На Памире издавна практикуется охота на диких самцов, при которой они загоняются под отвесные скалы. Охотники убившие самку или молодого самца, уносят их с собой. Но если добывается старый самец, охотники отрезают голову с рогами и оставляют ее на месте: они очень тяжелы и бывают настолько большими, что расстояние между концами рогов доходит до полутора метров (142 см). Этим и объясняется скопление больших рогов на Памире, которые сохраняются в течение десятков, если не сотен лет. Зоолог Р. Н. Мекленбурцев, специально занимавшийся изучением биологии памирских баранов, пишет, что заготовка их шкур доходила до 3500—4000 в год, но в действительности охотники добывали значительно больше, так как много шкур использовалось в домашнем хозяйстве.

В долине Маркансу пыль стоит в воздухе, пески перевеваются ветром и собираются в невысокие гривы. Пески, небольшие такыры, солончаки, безжизненная поверхность земли — все говорит о страшной сухости этих мест. В отдельные годы здесь выпадает осадков меньше 30 миллиметров в год, то есть в три раза меньше, чем в Каракумах или в дельте Амударьи, где тоже исключительно сухо. Такая сухость объясняется замкнутостью Каракульской котловины, окруженной высокими массивами, перехватывающими влагу. Долина Маркансу и котловина Каракуля — это самые сухие места в Средней Азии.

 

Для пустынь характерны резкие колебания температур. В Каракульской пустыне эти колебания очень велики. Профессор Н. Л. Корженевский, исследователь озера Каракуль, пишет: "В феврале в 9 часов утра отмечается мороз минус 35,0 градусов а в 13 часов он падает до минус 6,2 градусов, снижаясь, таким образом, за истекшие 4 часа на 28,8 градусов". Насколько сурова природа этой части Памира, видно из того, что за год наблюдений (1933 — 1934) здесь оказалось только 15 безморозных дней. По последним данным 67 из ста лет вообще не имеют безморозного периода. С перевала Уйбулак мы увидели озеро Каракуль, выделявшееся лазурной синевой среди бурых, желтых и красноватых пустынь. Может быть, по характеру мрачных берегов народ и назвал его черным озером.

 

На востоке пологой котловины Каракуля высится пограничный с Китаем хребет Сарыкол. на западе — Зулумарт с пиками Фрунзе и Белеули, на юге — горы Музкол. Каракуль занимает площадь в 388 квадратных километров и лежит на высоте 3910 метров. Озеро расположено выше всех озер мира, исключая тибетские. Даже высокогорное южноамериканское озеро Титикака, отличающееся своими размерами и высотой, лежит несколько ниже памирского Каракуля.

 

Озеро состоит из двух бассейнов, отделенных островом. Восточный бассейн мелкий, западный же очень глубокий; в нем обнаружены глубины в 236 метров. Ныне озеро бессточно, и как всякое бессточное озеро, Каракуль засоло-няется, причем минерализация его воды все время увеличивается. Если взять литр воды и кипятить ее до полного испарения, то на дне сосуда останется семь граммов солей, делающих воду непригодной для питья и для полива культурных растений. Сульфатные соли придают воде горьковатый вкус. Вся вода, поступающая в озеро, расходуется только на испарение.

Уровень Каракуля, как и многих других бессточных озер внутренних частей Азии, в настоящее время ниже, чем в прошлом. Н. Л. Корженевский установил, что наивысший уровень озера отличался от современного на 60 метров. В этом нас убеждают заметные на его берегах уступы — озерные террасы и высокие древние прибойные валы, сложенные мелкой галькой. Но уже повышение на 37 метров должно было создать сток, так как на юге котловина Каракуля продолжается с чуть заметным повышением и пологим перевалом переходит в долину реки Кокуйбель — приток Бартанга, впадающего в Пяндж. Для перевозки грузов в верховьях Бартанга и к Сарезскому озеру ныне пользуются пологой дорогой, проложенной по древней озерной долине.

Значит, в истории Каракуля был период, когда площадь его значительно превышала современную, озеро было проточным, избыток вод оно отдавало в Амударью. Этот период связывают с ледниковой эпохой, когда ледники спускались с гор гораздо ниже и в некоторых местах их языки омывались водами древнего пресного озера. Позже площадь его сократилась, глубины уменьшились, озеро стаю бессточным, замкнутым, солоноватым.

 

Западнее Каракуля вздымаются высочайшие вершины Советского Союза - пики Коммунизма, Ворошилова, Э. Тельмана, Е. Корженевской. В этом узле, где сходятся могучие горные хребты Петра Первого, Академии наук, Дарвазский и Язгулемский, лежит величайший в мире горно-долинный ледник, открытый в 1878 году зоологом В. Ф. Ошаниным и названный им в честь своего друга А. П. Федченко. "Я желал этим выразить, хотя в слабой степени, мое глубокое уважение к замечательным ученым трудам моего незабвенного товарища, которому мы обязаны разъяснением стольких темных вопросов в географии и естественной истории Средней Азии. Я желал, чтобы имя его осталось связано навсегда с одним из грандиознейших глетчеров среднеазиатского нагорья,—желал этого потому, что изучение ледниковых явлений особенно занимало Алексея Павловича. Пусть "Федченковский ледник" и в далеком будущем напоминает путешественникам имя одного из даровитейших и усерднейших исследователей Средней Азии!"

 

Ледник неоднократно посещался исследователями, но никто не поднимался до его верховьев, и десятки лет считалось, что ледник ничем не выделяется среди других многочисленных горных ледников Средней Азии и что площадь его не превышает 30 — 40 километров. Только в 1928 году удалось произвести съемку и нанести на карту район ледника Федченко. Оказалось, что ледник имеет длину 71,2 километра при средней ширине три-четыре километра. В ледник Федченко впадает много притоков: справа — 13, из которых самый крупный Наливкина, слева — 21. Некоторые из них тянутся на 20—25 километров. Общая площадь — 900 квадратных километров. Ледник Федченко переметный, в своих верховьях он переходит на противоположной стороне в другой, Язгулемский. Эта грандиозная система протянулась на 100 километров. Мощность (толщина) ледника Федченко более 500 метров. Он окружен горными цепями высотой до 5500—6000 метров и оканчивается на высоте 3012 метров, где берет начало мутный поток Сельдара. Неровная, покрытая обломками горных пород поверхность ледника изобилует трещинами. Движется он в среднем со скоростью 80 сантиметров в сутки, если считать скорость в центре потока. Размер ледника Федченко в прошлом отличался от нынешнего. Он был значительно больше и доходил, видимо, до долины Муксу (бассейн Амударьи).

 

Для изучения климата и ледникового режима высокогорной Средней Азии на левом борту ледника Федченко на высоте 4200 метров в 1933 году была построена постоянная обсерватория. Можно представить, какие трудности пришлось преодолеть ее строителям. Хотя лето уже кончилось, но на плоской пойме реки Музкол все еще лежали глыбы нерастаявшего льда. Киргизы метко окрестили эту реку Музколом, что переводится дословно как "ледяная река". К вечеру мы достигли высочайшего в Советском Союзе автомобильного перевала Акбайтал (это странное название переводится как "белая кобыла"; непонятно почему киргизы стали именовать так перевал и небольшую речку, стекающую с него).

 

В вечернем освещении перед нами открылась широкая панорама Памира. Косые солнечные лучи преобразили мир. В прозрачном воздухе очерчивалась линия горного горизонта, глубокие тени упали в ущелья и покрыли восточные склоны гор, они казались темно-синими, местами фиолетовыми. Я долго стоял на перевале, стараясь сопоставить карту с местностью и запомнить это удивительное нагромождение скалистых, голых, безлесных гор, пестрых и разноцветных в лучах заходящего солнца. Замерзшими руками я записал в полевой дневник: "С высокого Акбайтала видна альпийская страна. На западе громоздятся пики один выше другого, покрытые льдами и снегами. Линия горизонта извилиста, неровна, передо мною лежит не плато, не плоскогорье, а высокогорная своеобразная область, где сочетаются высочайшие горные хребты с широкими и сравнительно пологими долинами и узкими ущельями. Здесь соседствуют ледяные и песчаные массивы, большие озера и безводные каменистые пустыни, реки и безводье, обжигающие солнечные лучи и холодный, нередко и в летнее время морозный воздух".

 

Еще в прошлом столетии Н. А. Северцов отметил, что только отдельные части Памира действительно напоминают плоскогорье, но в целом обычны здесь сырты и горные гряды. Сырты больше распространены в центральной части Памира, где горы имеют относительно небольшую высоту, сглажены и полого спускаются к межгорным долинам. Благодаря слабой деятельности текучих вод в них скапливается много рыхлого и обломочного материала: гальки, щебня, скалистых глыб. Большие пространства, покрытые этим материалом, усугубляют безотрадную картину высокой холодной пустыни.

Мне кажется, что термины "плато", "плоскогорье" не подходят для определения поверхности Памира. Долины здесь действительно широкие, днища их плоские, нижние участки горных склонов мягкие. Но гор много, они везде громоздятся иззубренными хребтами, закрывают горизонт. На переднем плане господствуют невысокие горные цепи. Если не знать их абсолютной высоты, то можно было бы считать, что здесь преобладают среднегорные ландшафты.

 

По реке Акбайтал мы спустились к Мургабу. По дороге часто встречались лохматые яки. Долина Акбайтала четко выделяется на поверхности Памира и, как многие другие его долины, заполнена большим количеством рыхлого наносного материала, в том числе моренного, ледникового, накапливавшегося в течение долгого времени. Сухость климата, маловодность рек привели к тому, что рыхлый материал не уносился дальше реками, а скапливался в памирских долинах. Поведение реки Акбайтал необычно: она то появляется на поверхности земли, то исчезает в рыхлых грунтах долины и течет в них до тех пор, пока не встретит на своем пути какую-нибудь водонепроницаемую преграду. Тогда вновь возникает живая река.

Мургаб — центр Памира, в прошлом памирский пост. Мургаб — по-таджикски утка, но на реке я ни разу не видел водоплавающих птиц. Однако это ложное осмысление названия. Несмотря на большую высоту, Памир богат птицами. За время своего путешествия Н. А. Северцов насчитал 112 видов птиц — в десять раз больше, чем в высокогорном поясе Альп на той же абсолютной высоте. Река Мургаб впадает в Сарезское озеро, о котором, несомненно, многие слышали и читали. Однако история его настолько примечательна, что и мне хочется коротко рассказать о нем. Ночью с 18 на 19 февраля 1911 года на Памире в долине реки Мургаб произошло сильное землетрясение. Существует предположение, что землетрясение было вызвано колоссальным обвалом, перегородившим эту долину; но может быть, и наоборот: землетрясение вызвало обвал. Так или иначе, но высота образовавшейся "плотины" оказалась равной 600 метрам и ширина в основании составляла больше 3-4 километров. Естественная плотина запрудила реку. Образовалось озеро. Из всех крупных озер земного шара Сарезское самое молодое. Осенью 1913 года была произведена первая его съемка: длина была 28 километров, средняя ширина — около полутора километров, наибольшая глубина — 279 метров. Вода все прибывала, уровень ежесуточно поднимался на 36 сантиметров, озеро затопило селение Сарез. Жители покинули обжитое место.

 

В 1914 году сквозь плотину начала просачиваться вода, здесь родилась река Бартанг. Озеро стало проточным. С этого времени уровень воды в озере стал подниматься значительно медленнее, всего по нескольку сантиметров в сутки. В наше время уровень Сарезского озера оказался настолько высоким, что появилось опасение, как бы вода не прорвала плотину и не затопила долины Бартанга, Пянджа и даже Амударьи. Исследователи приходят к выводу, что в ближайшем будущем озеро не угрожает опасностью, поскольку плотина достаточно широка, фильтрация воды замедляет поднятие уровня, озеро отдает реке Бартанг свыше 70 кубических метров воды в секунду.

 

В горах Средней Азии немало плотинных озер, подобных Сарезскому, и ни одно из них до сих пор не вызвало наводнения. Тем не менее над уровнем Сарезского озера считалось необходимым установить систематическое наблюдение, и в 1938 году на озере был организован гидрометеорологический стационар. Работавший в 1934 году один из отрядов Таджикско-Памирской экспедиции установил, что оно достигло 60 километров длины и 500 метров глубины. Из среднеазиатских озер Сарез по глубине уступает теперь только Иссык-Кулю. С тех пор длина и глубина озера увеличились незначительно. В 1948 году Сарезское озеро изучалось ташкентским географом В. В. Акуловым, который все же считает, что угроза прорыва плотины не исключается. Известный альпинист и исследователь высокогорий Средней Азии В. И. Рацек утверждает обратное — что нет оснований предполагать размыв плотины, которая стоит уже пятый десяток лет и сдерживает напор многих кубических километров воды.

 

Такая судьба Сарезского озера кажется наиболее вероятной. При дальнейшем повышении уровня озера, особенно в летнее время, когда памирские реки многоводны, может возникнуть слив воды из Сарезского озера через наиболее низкие места завальной плотины. В этом случае здесь начнет постепенно вырабатываться новое поверхностное русло Бартанга. Русло будет углубляться, так как крутизна завала создаст сильное падение струи потока. Так плотина Сарезского озера станет размываться, и постепенно из года в год, из века в век, вместе с понижением дна pycлa водослива будет снижаться и уровень самого озера, будут уменьшаться его глубины. Примеры катастрофически быстрого рождения завальных озер и постепенного спуска их вод не единичны на Памире. Точно так же образовались озера Зоркуль, из которого вытекает река Памир, и Яшилькуль, откуда берет начало река Гунт, приток Пянджа. Но эти озера по сравнению с Сарезским неглубоки, и образовались они давно. Как естественное водохранилище Сарезское озеро может быть использовано для строительства мощной гидроэлектростанции.

Что значит название "Памир"? Существует много догадок, но несомненно одно — это название очень и очень древнее и не может быть объяснено при помощи современных языков — киргизского или таджикского. Впервые в литературе слово "памир" встречается в описании странствования китайского путешественника Сюань Цзана, посетившего в VII веке страны, лежащие в истоках Амударьи: "По-ми-ло,— писал он,— тянется между двух снеговых хребтов, а потому царствует здесь страшная стужа и дуют порывистые ветры. Снег идет и зимой и летом. Почва пропитана солью и густо покрыта мелкой каменной россыпью". По конечно, "По-ми-ло" — название не китайское, автор писал его по-своему, разбив слова на слоги.

В индийской мифологии есть гора Меру, которая якобы находится в центре мира, где рождаются все реки. Под Меру могут пониматься и Гималаи и Тибет, которые в буддийской географии отождествлялись с центром мира. Страна Упа-Меру, то есть "страна, лежащая под Меру", есть (У) памер (у).

 

Памир был известен и "венецианскому гостю" Марко Поло, который путешествовал по Азии во второй половине XIII века. Ученые уже давно обратили внимание на сходство названий Памир, Кашмир, Аймир, Тирачмир, приуроченных к горам в верховьях Инда и Амударьи. Было высказано мнение, что санскритское слово "мир" (озеро) лежит в основе этих названий: на Памире действительно много озер. Были и другие толкования, из которых следует, что форма "Памир" произошла от "По-и-мур" — подножие смерти или от "По-и-мург" — нога птицы. Знаменитое определение Памир — "крыша мира", видимо, книжное словосочетание.

 

Многие путешественники отмечали, что памирское население еще лет 20—25 назад не знало названия Памир. Но геолог Г. Л. Юдин слышал, что только район озера Зоркуль именуется Памиром, а ботаник А. В. Гурский свидетельствует, что жители Бадахшана шугнанцы, говорящие на одном из памирских языков, знали название Памир, оно для них не новое. Некоторые авторы считали, что может быть много памиров, как много гоби, каракумов и других нарицательных терминов, обозначающих определенный ландшафт, тип местности. Памиры — тип высокогорного, относительно сглаженного пустынного ландшафта. В настоящее время памирские киргизы Памиром называют реку, вытекающую из Зоркуля и составляющую вместе с Ваханом реку Пяндж.

 

Этимология слова "памир" оказалась очень трудной. Географ X. Хасанов напечатал на узбекском языке статью о некоторых географических названиях Средней Азии. По его мнению, форма "Памир" произошла от "Па-и-михр", что значит "подножие солнца". Известный знаток природы и языков Средней Азии профессор Н. Г. Маллицкий подтверждает, что в Афганистане и теперь пишут "Па-и-михр" — "подножие солнца или, собственно, подножие Митра, бога солнца древних иранцев, то есть горная страна на востоке, из-за которой выходит солнце". Происхождение географических названий не так просто выяснить. Поэтому разные авторы предлагают и разные варианты. Вот еще один: на некоторых иранских языках (в группу которых входят и памирские и таджикский) ость слово мир, мере, мера — "равнина". Так в афганском мера— "пустыня, равнина". Возможно, что здесь и кроется разгадка названия Памир.

 

В Мургабе я читал старую книгу известного русского востоковеда и географа И. Минаева, изданную и 1879 году в Петербурге, - "Сведения о странах по верховьям Аму-Дарьи". В то время материалов по географии Памира было ничтожно мало. И все же я с интересом перелистывал книгу, рассказывающую о лишениях и трудах путешественников, собиравших первые сведения об этой загадочной стране. Со времени выхода книги И. Минаева npoшло около столетия, но только за последние 35 лет удалось закрасить "белые пятна", зиявшие на географической карте Азии

 

Ныне о Памире написано много книг, статей и очерков. На "крыше мира" возникли научно-исследовательские учреждения, метеорологические и гидрометрические станции, обсерватории. Если раньше страна пленяла исследователя своей недоступностью и неизведанностью, а значит, и возможностями новых географических открытий, то теперь ученых влечет детальное изучение больше нигде в мире не повторяющихся природных особенностей этого высокогорного края, чтобы лучше и полнее использовать его богатства на благо народа.

 

Одним из таких научно-исследовательских учреждений является биологическая станция в урочище Чечекты, организованная в 1937 году энтузиастами изучения Памира профессорами П. А. Барановым и И. А. Райковой, отдавшими много лет делу земледельческого освоения Памира. С благодарностью и симпатией вспоминаю я дружный коллектив, ведущий трудную и нужную работу в далеких памирских высях: И. А. Райкову, В. М. Свешникову и К. В. Станюковича. И. А. Райкова показала нам свое хозяйство — орошаемые речкой Чечекты посевы ячменя, кормовых культур, овощей: листовой капусты, салата, турнепса, редиса, брюквы, репы. Все это произрастает на высоте 3860 метров над уровнем моря.

 

Лето было холодное и сухое — только восемь дней оказались безморозными, тогда как в среднем обычно их бывает 15 — 18. В конце августа ночные морозы достигали минус 10,5 градуса, но днем в тени термометр показывал плюс 15 rpaдycoв. Интересно, что памирские, как и другие растения больших высот, сравнительно легко переносят регулярные ночные морозы и с первыми же лучами солнца вновь оживают. Известно, что картофельная ботва, гибнущая при небольших заморозках, на Памире выдерживает восьмиградусные морозы. Шпинат и китайская капуста, содержащие много воды, казалось, должны были замерзнуть даже при легком морозе, но в условиях высокогорного Памира сохраняют жизнеспособность, несмотря на морозы в 12-15 градусов. Скороспелый ячмень переносит кратковременные морозы до минус 18 градусов (правда, семена теряют всхожесть при минус 6 градусах), и не случайно, что из культурных растений, известных всем народам, именно этот злак встречается на самых больших высотах и именно он показывает самую высокую границу земледелия на земном шаре. В Тибетском нагорье плодоносящие посевы ячменя отмечены на высоте 4650 метров.

 

Растительность на Памире развивается в очень своеобразных географических условиях: при ужасающей сухости, при резких колебаниях температур воздуха и особенно на поверхности почвы, при остром недостатке тепла и избытке солнечной радиации. Колебания температур на поверхности почвы в течение только одних суток достигают 60 градусов. И все же растения приспосабливаются и в процессе приспособления вырабатывают в своих клетках большое количество сахара. "Так, например, в сухих листьях и стеблях ярового ячменя на долю сахара может приходиться около 40 процентов. Это в полном смысле слова "сахарное сено". Сходные процессы накопления сахара идут также и у диких памирских растений. Недаром еще Марко Поло 700 лет назад рассказывал, что нигде он не встречал таких пастбищ, как на Памире, на которых самый худой скот за несколько дней делается неузнаваемым... В памирской соломе по крайней мере в шесть-семь раз больше сахара, чем у выросшей в обычных условиях... Сахар в клетках растений прочно связывает воду и тем самым резко снижает точку ее замерзания. Чем больше в клетке сахара, тем более морозостойко растение".

 

В развитии растительности отрицательную роль играет не только сухость и низкие температуры, короткое, холодное лето, но и ветры. Постоянные сильные ветры иссушают почву, выносят мелкозем и питательные вещества, разрушают почвенный покров, особенно вспаханный. Врагами посевов в Чечекты являются яки. Увидев зеленеющие всходы кормовых злаков или ячменя, они идут к ним напролом, уничтожая заборы и изгороди. Даже колючая проволока не может их удержать. Кожа у яков толстая, шерсть грубая. Животное нагнет голову вниз, упрется верхней частью шеи или спинным горбом в проволоку, надавит — и, как натянутая струна, лопается толстая проволока или летят на на землю колья изгороди. Яков называют танками, а бороться с танками нелегко. Иногда яки уничтожают ценные опытные посевы и сводят на нет труды биологической станции

 

Основная отрасль хозяйства на Памире - животноводчество. Сотрудники биостанции проводят опыты с кормовыми культурами. Хорошо развиваются посевы бескорневищного пырея н безостого костра. Правда, они не дают семян, но это не такой уж большой недостаток, так как корневищные многолетние злаки хорошо переносят сухие, бесснежные памирские зимы с температурами до минус 45 градусов Многие животноводческие колхозы Мургабского района стали сеять кормовые травы и ячмень. Земледелие проникло в пустыни Восточного Памира, где раньше не знали его. Ученые доказали возможность земледельческого освоения этого высочайшего в СССР нагорья.

 

На биологической станции собран гербарий местной флоры. На Памире насчитывается 699 видов растений. Это говорит о значительном разнообразии флоры высокогорий. Замечательное памирское растение терескен любят и ценят все памирцы. Этот некрасивый низкорослый кустарник знаком мне еще по Монголии, где его называют созвучным именем — "тэсх". И по пути к Мургабу в сухих долинах я встретил моего старого знакомого. Иногда терескен растет тесными сообществами — в виде подушек пли "ведьминых колец", характерных для ландшафта Памира. Его мощная корневая система, как и многих других пустынных кустарников, обычно оканчивается на глубине 0,5 метра, а длина корней иногда доходит до 4,5 метра. Заросли терескена встречаются на высоте до 4000 метров и выше, растут они и на засоленных почвах и не боятся засух. Но кустарник медленно растет, плохо возобновляется. Его молодые веточки с мелкими листочками хорошо поедаются скотом, а деревянистые части — обычное топливо памирцев. В районный центр Мургаб терескен приходилось завозить издалека за 50 — 60 километров, но его уже почти не осталось и в этом радиусе. На месте вырубленного терескена (а его заготавливают с верхней частью деревянистого корневища) на обнаженной земле долгие годы ничего не произрастает. Ныне вырубка терескена запрещена.

 

Интересно, что памирские пустынные кустарники и деревья требуют большого срока для достижения зрелости. Терескен живет свыше 100 лет, арча развивается в течение столетий. Тысячелетняя арча не редкость в горах Таджикистана, встречаются экземпляры, имеющие возраст около 2000 лет. Однажы вечером на биологическую станцию неожиданно нагрянула веселая компания молодых ташкентских альпинистов. Они тренировались под руководством мастера спорта В И. Рацека в горах Памира и, направляясь к озерам Рангкуль, захватили с собой и меня.

 

Озера Рангкуль расположены в плоской широкой долине, поросшей солянками и осокой — по-киргизскн "ранг" (осоковое озеро). По плоским берегам заливов видны пласты солей, хотя вода в озерах почти пресная, глубина небольшая - всего 2,5 метра. По левой стороне долины возвышаются отвесные скалы Мататаш, сложенные серыми мраморовиднымн известняками, с поверхности покрытыми ржавчиной "пустынного загара". В этих скалах на недоступной высоте зияли ярусами темные дыры больших пещер. Как водится, и об этих пещерах в народе слагались легенды, передаваемые из поколения в поколение.

 

В далеком прошлом, говорится в легендах, с востока на земли киргизов пришло большое и богатое войско. Это было в конце теплого лета. Лагерь разбили в долине Рангкуля, славящейся хорошими пастбищами. Но коварна природа Памира. Через несколько дней задул сильный ветер, густой пеленой повалил колючий снег. Буран продолжался неделю и сменился крепчайшим морозом. От истощения и холода падали верблюды и лошади, так как пастбища покрылись твердой коркой заветренного и смерзшегося снега. Из этой белой пустыни, казалось, не было выхода: заваленные снегом горы стерегли долину, которая всего несколько дней назад была столь приветливой, зеленой и теплой. От холода и болезней гибли люди. Добытые в боевых походах огромные сокровища военачальники решили спрятать в пещерах Мататаша. Но как добраться до них? Теплые туши только что павших животных стали прикладывать к холодным скалам. Одна туша овцы, на ней вторая, третья... возникла лестница, крепко скованная сильным морозом в одно целое с отвесной стеной. По ней тащили вьюки с золотом, цветными камнями, дорогое оружие, шерсть из Кашмира, парчу из Индии, шелк из Китая. Прошла зима. Солнце согрело скалы Мататаша, и подобно сосулькам с крыш одна за другой падали обветренные и засохшие бараньи туши. Нетронутые богатства ждали смельчака, который решился бы пробраться к заветным пещерам. Находились, правда, такие храбрецы, но все они погибали, срываясь с заколдованных скал.

 

Но вот лет 20 назад нашлись дерзкие скалолазы, они поднялись к нижней, наиболее доступной пещере и, ничего не обнаружив, оставили записку о своем посещении. Это были альпинисты Таджикско-Памирской экспедиции. Скалолазы В. И. Рацека при мне поднялись на вершину Мататаша, обойдя скалы с тыльной стороны, и с верхней бровки на веревках спустились параллельно стене. В одну из пещер проникли двое альпинистов, но, кроме большого слоя помета диких козлов, ничего не увидели. Однако в самые высокие и спрятанные в глубоких нишах пещеры альпинистам пробраться не удалось. Одни из них подобно грузику на бечевке висел на уровне пещеры, его качало ветром, и зацепиться за скалы он не смог: стена была далекой, но в ней отчетливо был виден вход в пещеру. Так тайна Мататаша осталась до конца неразгаданной. Пока ее знают, но никому не поведают дикие козлы да горные орлы, вьющие гнезда на скалах Рангкуля.

 

Позже эти пещеры штурмовали альпинисты под руководством известного физика академика И. Е. Тамма. А в 1958 году ленинградские студенты-скалолазы, возглавляемые мастером спорта А. Г. Громовым, поднялись по отвесной каменной стене. Они, конечно, также не нашли никаких сокровищ. Небольшая пещера хранила орлиное яйцо и несколько ветхих тряпок, принесенных для гнезда теми же орлами. Так в наш реалистический век рушатся красивые легенды...

 

Из долины за пограничным хребтом Сарыкола, на востоке от нас, поднимались гигантские вершины Кашгарского хребта Куньлуня — ледяная стена Конгура и южнее ее — Музтагата — "отец ледяных гор". Они выше любой из горных вершин Советского Союза. Распрощавшись с альпинистами и гостеприимными сотрудниками биологической станции, мы направились, пересекая Памир, к Хорогу. Прошли широкую долину Аличура, где нам встретились впервые низкорослые кустарники ивы. Густые, но низкотравные луга покрывали пойму реки. В одном месте рабочие резали торф, его правильные крупные кирпичи, аккуратно сложенные, сушились на солнце. Памирцы заготавливали топливо.

По обе стороны долины стоят Северо-Аличурский и Южно-Аличурский хребты со снеговыми пятнами в отдельных массивах. На северном склоне Южно-Аличурского хребта хорошо заметны низко лежащие следы древнего оледенения. На перевале Койтезек кончается собственно Памир, или, как говорят, Восточный Памир. Мы перешли в царство тесных и глубоких ущелий, узких скалистых хребтов, многоводных быстрых рек. Эта часть Бадахшаиа мало чем напоминает Памир, поэтому название Западный Памир, как он иногда именуется неудачно, географически не оправдано. О содержании названия и границах Памира в rеографической литературе возникла целая дискуссия.

 

Дорога зигзагами уходила вниз, и мы очутились на дне глубокого ущелья Тогуз-Булак — притока многоводной зеленовато-желтой реки Гунт. Гунт — тот же Аличур, воды которого прошли через узкое завальное озеро Яшилькуль. Долина Гунта имеет большое падение, река подмывает берега, дорога переходит с одной стороны реки на другую. Часто стали попадаться кишлаки таджиков-шугнанцев, их пашни на террасах реки и конусах выноса притоков Гунта.

Боковые притоки выносят в долину основной реки много камня, земли, песка. Этот материал подхватывается главной рекой, перерабатывается ею и уносится вниз по течению. Но часть материала откладывается в устьевом окончании притока. Здесь энергия водного потока падает, и наносы, нагромождаясь, создают холм, по форме напоминающий разрезанный конус. Вершина конуса упирается в ущелье бокового притока, основание омывается главной рекой. Вот почему такое образование географы называют конусом выноса. Если приток сильный и выносит много материала, конус растет, главная река не успевает его размывать и уносить, и бывает так, что река должна менять свое русло, огибая конус выноса. Он теснит реку. В других местах можно видеть такую картину. Многоводная река смывает отложения конуса выноса, от которого остается только верхняя часть.

 

В Бадахшане конусы выноса имеют большое экономическое значение. В узких скалистых ущельях мало земли, годной под сады и пашни. Крестьяне используют рыхлые, удобные под земледелие поверхности конусов выноса. В отдельных долинах Бадахшана земледелие приурочено исключительно к этим наносам.

 

Гунт — многоводная и стремительная река, она подмывает выносы пород своих притоков, но местами и ей приходится тесниться; делая излучины, она обходит конусы. Порой глыбы скал загромождают реку, свежие обвалы перегораживают долину. Здесь стихия воды, всюду видна ее работа, ее удивительная энергия. Когда едешь по этим диким ущельям, то трудно представить себе мир гор, долин, pек, окружающий тебя: он скрыт от любознательных глаз путешественника. Видно только глубокое ущелье и крутые склоны над рекой. Мы покинули животноводческий Памир с яками, верблюдами и овцами и приехали в Бадахшан – древнюю земледельческую страну. Поздно вечером призывно замелькали электрические огни, обещая утомленным путникам покой и отдых.То были огни Хорога. "Для предохранения кожи лицо все время надо смазывать жирами или носить маску,- пишет академик Д.В. Наливкин.- Даже киргизы, всегда жпвущие на Памире, смазывают лицо и руки бараньим жиромю Один научный работник перестал мазаться жирами. Через две недели он уже не мог держать повода в руке, а его нижняя губа почти развалилась на две части из-за глубоких трещин.

 

Действие солнечных лучей исключительно интенсивно. Они буквально жгут тело. Один рабочий, несмотря на предупреждение, решил немного погреться на солнце и загореть. Пригревшись на солнце, он уснул. В течение часа все тело его покрылось глубокими и сильными ожогами. Пострадавшего немедленно пришлось отвезти в госпиталь, так как ожоги угрожали жизни. У него не только слезла вся кожа, но даже обнажились сухожилия под коленками". Мое лицо было обожжено, на губах появилась гнойная лихорадка. Я смазывал лицо и губы вазелином, но это мало помогало. По утрам глядел в зеркало в надежде увидеть себя здоровым, но на меня смотрело красное, воспаленное лицо с резко подчеркнутыми белыми линиями морщин и лупящимся носом. Несчастный многострадальный нос! Каждый день с него осыпались лепестки мертвой кожи, и я не переставал удивляться, откуда берутся неисчерпаемые ее запасы. Под отвалившимися лепестками появлялись пятна какого-то непонятного розовато-лилового цвета.

 

Мой спутник Курбаншо, молодой географ, хорожец по рождению, тоже был разукрашен памирским солнцем и ветрами. Его губы совсем заплыли в лихорадке, а нос стал темно-фиолетовым. Как медленно, как мучительно долго лихорадка держится на губах, сколько нужно терпения и выдержки, чтобы лишний раз не сорвать тонкую пленку, только начавшую затягивать ранку! Мы решили задержаться в районе Хорога и познакомиьтся с организованным в 1940 году Памирским ботаническим садом, известным теперь уже далеко за пределами Бадахшана. Часть Бадахшана, Шугиан, лежит в долинах Гунта и Шахдары. Уютные кишлаки таджиков, то спускающиеся к самой реке, то поднимающиеся чуть ли не к гребню гор, окружены пашнями и садами. Стройные и высокие пирамидальные тополя украшают и город Хорог, где колхозные ларьки полны яблок, дынь, арбузов, овощей. Поля Шугнана засеяны пшеницей, ячменем, просом. Сады плодоносят только поздней осенью: сказывается высота, задерживающая созревание плодов. Но и в этих обетованных местах очень сухо, осадки незначительны, поэтому почти все поля и сады орошаются арыками, подводящими самотеком воду из рек.

Бадахшанцы — замечательные мастера оросительных сооружений. Иногда высоко в скалах на склоне гор видишь арык, ответвившийся от реки где-то за десятки километров выше по долине, и не понимаешь, как смогли люди создать канал на вертикальных скалистых стенах. Мастера спускались с гор на веревках и на нужном уровне, раскачиваясь на ветру, взрывали породу, небольшими ручными инструментами чистили канал, цементировали его внешний борт. Без воды, без орошения в Бадахшане нет урожая. Земли же, пригодной для земледелия, мало. Кругом камень, скалы, горы... Хорог — в прошлом маленький кишлак, пограничный пост, состоявший всего из двух домов, ныне нарядный и чистый городок. Он стиснут широкой и быстрой рекой и отвесным склоном Рушанского хребта. На окраине Хорога среди деревьев видны глыбы скал, когда-то сорвавшихся с гор.

Хорог — это не только административный, но и хозяйственный и культурный центр Бадахшана. Во тьме южных ночей ярко горят огни гидроэлектростанции. В Хороге молодые памирцы учатся в педагогическом училище. Окончив его, они сами будут обучать детей в далеких горных кишлаках. В Горно-Бадахшанской области было более 200 школ. Большой популярностью пользуется Хорогский музыкально-драматический театр, выросший из кружков самодеятельности. В городе издаются газеты на таджикском и русском языках.

 

Памирский ботанический сад, окаймленный молодыми пи рамидальными тополями, расположен в трех-четырех километрах от Хорога на высокой террасе между реками Гунт и Шахдара. Крутой подъем по пустынному склону приводит в оазис. По высоте (2320 метров) он уступает во всем мире только Дарджилингскому саду на южном склоне Гималаев, где климат, конечно, мягче и гораздо влажнее. Mы познакомились с руководителем сада доктором биологических наук Анатолием Валериановичем Гурским, человеком беспокойным и живым, влюбленным в свое дело ученым, хорошо знающим Памир и иамирцев. Ои бойко говорил по-таджикски, много путешествовал по Бадахшану, и нет, пожалуй, ни одного колхоза в области, где бы его не знали. Авторитет и популярность А.В. Гурского вполне понятны: ученый отдал много лет освоению Памира, жил одной жизнью с земледельцами Шахдары и садоводами Ванча, и интересы дехкан Бадахшана стали его интересами. Сотрудники сада проводят наблюдения над ростом бадахшанских видов декоративных и плодовых деревьев и овощных культур, а также ставят опыты по акклиматизации завезенных из других стран культурных растений.

Здесь растут и плодоносят тутовое дерево, абрикос персик, вишня слива, черная смородина, орех, яблоня, груша. Раньше в Шугнане совсем не знали винограда. Ныне, перенесенный из более низких мест Таджикистана, он привился, но плохо переносит суровую зиму и требует утепления. Хорошо чувствуют себя малина и садовая земляника. В огородах ботанического сада дают хорошие урожаи кормовая капуста, картофель, огурцы и даже теплолюбивые помидоры. Примечательно, что в Бадахшане раньше почти не знали картофеля, первые посадки 1925 —1926 годов не дали результатов. Клубни были мелкими, как слива, невкусными. В 1934 году в Бадахшан был доставлен семенной картофель. С этого времени его урожаи оказались замечательными даже на высотах 3000 метров над уровнем моря. Теперь картофель сажают всюду, он обильно плодоносит большими, гладкими клубнями. Картофель — выходец из горных стран Центральной и Южной Америки, и естественно, что географические условия Бадахшана оказались для него почти родными.

 

А. В. Гурский поделился со мной интересным наблюдением. Ботанический сад расположен на 200 метров выше города Хорога. Этого оказалось достаточно, чтобы созревание плодов и овощей одних и тех же сортов в ботаническом саду происходило на пять-шесть дней позже, чем в Хороге. Это показывает, как велико влияние природной среды, ее особенностей на режим растений. В ботаническом саду произведены посадки ивы, тополей, лоха и арчи. Вдоль каналов, вдоль рек, ручьев, на поймах рек хорошо растут разнообразные древесные и кустарниковые породы. Замечательны памирские березы, достигающие больших размеров и дающие лучшую древесину для строительства и различных поделок; красив и строен тополь памирский. Обычны шиповник, смородина, и только в одном месте. в ущелье Биджондара (правый приток Пянджа), растет туркестанская рябина, которая гораздо ниже – от Ванча распространена широко. Выделяется красноватой корой памирская береза. Как далеко она забралась! В ботаническом саду собралось немало видов восточноазиатской флоры (как дикой, так и декоративной)- как, например, пушистой вишни, некоторых сортов восточных персиков, абрикосов и груш, из декоративных — красивая экзохорда. Сотни тысяч саженцев лесных, декоративных и плодовых деревьев и кустарников передал Памирский ботанический сад колхозам Бадахшана. Опытом этого сада широко пользуются и лесхозы области. В садах и приусадебных участках бадахшанцев появились смородина, земляника, малина, культурные сорта яблонь и груш, которые раньше не культивировались в этой части Таджикистана.

 

Чуть выше Хорога в Гунт слева впадает его самый крупный приток — Шахдара. В ее верховьях заготавливают дрова и вывозят их в Хорог; но лесные заросли здесь видны только в поймах реки — это уремные леса, запасы их ограничены. В долине Шахдары раскинулся живописный кишлак, окруженный полями зерновых посевов и рощами деревьев, районный центр Рошткала — "красная крепость". Я заинтересовался, на какой высоте растут плодовые деревья. Оказывается, что грецкий орех по южным склонам гор доходит до 2800 метров, абрикос встречается еще выше — на высоте 3000 метров. Я знал, что из всех плодовых деревьев именно абрикос выше других растет в горах. В горах Южного Тибета, Ладакха, Непала его так много, что иногда говорят об "абрикосовом Тибете".

Бадахшан — страна с очень древней земледельческой культурой. На это указывает громадное разнообразие видов и сортов культурных растений. И, несмотря на большую высоту над уровнем моря, сухость климата, ограниченные площади земель, годных под земледелие, бадахшанцы смогли тысячелетиями улучшать и расширять видовой и сортовой состав культурных растений. Самая высокая граница горного земледелия в Советском Союзе лежит в Бадахшане, точнее, на Памире и в Шугнане. На равнинах Средней Азии совершенно не сеют ржи. Эта культура неизвестна узбекам и туркменам-земледельцам, между тем в Бадахшане рожь распространена, она сеется здесь так высоко в горах, как нигде в мире. Растениеводы считают, что сила горного солнца, особенности спектрального состава его лучей на большой высоте способствуют раннему развитию растений, обильному цветению и плодоношению и накоплению сахара что и происходит в условиях западных районов Горно-Бадахшанской автономной области.

 

В долине Шахдары мы остановились в небольшом кишлаке Сиоб, который лежит на конусе выноса речки, впадающей слева в Шахдару. Через нее переправились по мостику, подвешенному на стальных тросах и выложенному небольшими дощечками. Когда я шел по мостику, он стал раскачиваться. Внизу шумела горная река, она завораживала. Между дощечками с особой резкостью была видна скорость мчащейся воды. Хотелось отвести глаза, но нужно было смотреть, куда ставить ногу. Сиоб — очаровательный уголок Шахдары. Река, подмыв берег, создала плоскую террасу, на которой в тени старых деревьев прячутся дома шугнаицев и маленькая водяная мельница. Сиоб — "черная вода". Я не знаю, почему эта речка так названа народом. Она, как и другие речки Бадахшана, несла чистую воду, мягкую и вкусную. Из Сиоба мы стали подниматься в горы. По крутому склону тропа вилась зигзагами, как асфальтированное шоссе в горах Кавказа или Крыма. Бадахшанцы — прекрасные пешеходы, они привыкли ходить по горным дорогам, и их не смущает высота в 3—4 тысячи метров. Сиоб гремучими каскадами пробивается к Шахдаре. В полутора километрах от нее Сиоб образует два водопада, разделенных крутой лестницей. Верхний имеет высоту метров 25, нижний — метров 15. Выше водопадов открылись сравнительно некрутые склоны, пологие, с мягкими очертаниями равнины. На равнинах зеленели небольшие кишлаки, пестрели посевы ячменя и пшеницы, на пастбищах пасся скот. Перед нами была типичная висячая долина, какие мне встречались уже во время путешествий по Тянь-Шаню и по Монгольскому Алтаю. Такие долины я видел и на Гунте. Обычно считается, что переуглубление главной долины по отношению к ее притокам производилось только древним ледником. Когда основная долина была заполнена льдом мощностью 300, 500 или 700 метров, боковые притоки оканчивались на поверхности ледника, их устья упирались в него на высоких уровнях. А затем, когда ледник исчез, отступил к верховьям, основная долина обнажилась, она оказалась глубже своих притоков, устья которых стали выше дна основной долины на 300, 500 или 700 метров. Устья таких притоков висят на крутых бортах основной долины, поэтому долины притоков стали называть висячими.

 

Знакомство с висячими долинами Киргизии и Бадахшана убедило меня в том, что такой процесс необязателен для их возникновения. Сильная горная река со стремительным течением проводит энергичную разрушительную работу: углубляет дно, производит, как говорят географы, донную эрозию. Боковые ее притоки маломощны, а в условиях сухого климата и вовсе пересыхают. Они не поспевают за главной рекой, их долины углубляются не так энергично и повисают своими устьями на большой высоте, откуда вода отвесно падает к реке. В верхних частях долины Шахдары были видны сглаженные наклонные поверхности — остатки древней долины, куда позже врезалось современное ущелье. Другое типичное висячее ущелье я посетил, когда отправился от Хорога вверх по Пянджу в сторону Ишкашима. Это было ущелье Биджондары, о котором я уже упоминал, рассказывая о туркестанской рябине, островками сохранившейся в Шугнане. От долины Пянджа тропа шла по камням, которые местами лежали природной лестницей. Буйно резвилась маленькая река. Километра через два ущелье раздвинулось, и снова на пологих склонах показались поля с посевами пшеницы и ячменя. Бадахшанцы убирали хлеб. Спустившись с Биджондары, мы сделали привал в кишлаке Нишусп, на берегу реки Пяндж. Кишлак укутан рощами черешни, груши и грецкого ореха. Несколько лет назад через Нишусп прошел сель. Потоки воды с камнями и грязью, хлынув на селение, разрушили несколько домов и снесли коров и овец в реку. На высоком скалистом холме, где сели не страшны, дехкане выстроили новые, лучшие дома. Холм омывается рекой с трех сторон. Мы пили чай в доме старого таджика, который настойчиво требовал, чтобы мы остались ночевать. Солнце садилось, по долине уже тянулись длинные тени, тускнела поверхность большой реки. Я сидел на высокой скале, долго смотрел на Пяндж и писал дневник. Мне хотелось точно передать все, что я видел, и в то же время сохранить поэтическую прелесть угасавшего дня. То было мое первое знакомство с Пянджем, о котором рассказывал еще учитель в школе: "Пянджем называются верховья Амударьи, он является пограничной рекой, по ту сторону которого простирается Афганистан и в заоблачные высоты уходят снеговые вершины Гиндукуша. Пяндж — по-таджикски значит "пять", потому что образуется из пяти рек".

 

Из каких пяти рек, учитель так и не сказал. Возможно, он не считал нужным загромождать память своих учеников, ибо зубрежка названий третьестепенных городов, рек, гор вряд ли столь уж нужна. Какие реки составляют Пяндж, я усвоил уже в университете, когда сдавал зачет по немой карте. Помню, что это был трудный зачет. Преподаватель на карте указывал хребет, вершину, озеро, остров, город. Я отвечал: Хамар-Дабан, Казбек, Зайсан, Кадьяк, Златоуст. Перечисляя же с запада на восток сибирские реки, стекающие в Северный Ледовитый океан, я запнулся на Оленеке и мучительно долго вспоминал его название. А вот из каких рек составляется Амударья, как будто знал: из Вахша и Пянджа; Вахш в верховьях называется Сурхоб и Кызылсу. Пяндж образуется реками: Ваханом, Памиром, Гунтом, Бартангом н Ванчем.

 

А теперь я сомневаюсь в правильности такого набора рек. Географическая номенклатура нередко ставит в тупик желающего до конца разобраться в ее тайнах, уходящих в далекое прошлое. Стало ясно, что названия, в составе которых присутствуют числительные, не всегда нужно понимать буквально. Мы так и не знаем, по каким рекам именуется Джетысу, или Семиречье, расположенное в пределах Казахстана и Киргизии. Или, скажем, Минбулак, то есть "тысяча источников". Кто их пересчитал? Здесь просто нужно говорить о множестве родников, об обилии выклинивающейся из земли воды. Такие числительные говорят только о порядке величин. Впрочем, Пяндж ниже Хорога когда-то назывался Араихац, что по-шугнански значит "трехречье", а в своих низовьях - уже "пятиречье". может быть, потому. что слева принимает большой приток Коксу, текущий Афганистана, а справа — Яхсу.

 

И вот я увидел Пяндж, за которым простирались ничем не примечательные сухие горы Афганистана. В глубокой горной долине, окаймленной скалистыми склонами с каменными осыпями и утесами, течет мутная вода —здесь рождается великая среднеазиатская река Амударья, которую я не раз видел в ее среднем течении и низовьях. Пяндж нисколько не напоминал Амударыо, подобно тому как человек в детстве не похож на себя в зрелом возрасте и в старости. Ущелье Пянджа местами настолько сужается, что водам в нем тесно, и струя, подмывая скалы, оставляет на них темные полосы — следы высоких летних паводков. Воде разливаться некуда, и она углубляет дно, подмывает берега. Реки Бадахшана текут в таких ущельях, глубина которых достигает тысячи метров. Дно ущелья Пянджа местами на 3 тысячи метров ниже громоздящихся над ним гор. Где еще можно встретить такой пейзаж? Разве только в Восточном Тибете и Гималаях, где реки Брахмапутра, Инд, Меконг, Салуин текут в грандиозных каньонах. В ущельях Бадахшана солнце — недолгий гость, в них царит сумрак, в жаркий день прохладно и сыро. Уже давно были предприняты попытки построить дорогу по берегу Пянджа. "В 1915 году,— свидетельствует академик Д. В. Наливкин,— царское правительство решило проделать по всему Пянджу вьючную дорогу, по которой можно было бы пройти с караваном вьючных лошадей.

 

Для этой цели в виде наказания послали несколько саперов, участвовавших в ташкентских волнениях 1912 года. Наказание было достаточно суровое, и когда я в 1915 году первым проехал верхом по проделанной ими дороге, то уже двое из них вместе с несколькими таджиками сорвались в клокочущий Пяндж. Трупов их так и не нашли. Единственным памятником осталась проведенная ими дорога". Это была дорога не в нашем понимании, по ней не могла пройти даже арба. Только вьючная и верховая лошадь, осторожно ступая, проходила по горной тропе. Несмотря на громадные трудности, связанные со строительством автомобильной дороги в диких ущельях Бадахшана, все же в наши годы бадахшанцы построили по берегу Пянджа такую дорогу из Хорога в Душанбе. Они взрывали горы, рушили скалы, строили мосты через боковые притоки. Строители должны были прокладывать путь только по правому берегу реки, так как левый берег не наш, а чужой. По этой дороге мы отправились в дальнейший путь.

Была середина сентября. Еще некоторое время на высокой террасе Дашт видны были тополя ботанического сада. Люди изменили природу: сухая степь зацвела садами, и только как памятник минувшему сохранилось местное название Дашт. Это слово в такой форме и в форме "дешт" имеется в составе географических названий Средней Азии, Кавказа, Афганистана, Ирана в значениях "равнина", "сухая степь", "пустыня", "каменистая пустыня", "неорошаемое плоское урочище", а в армянском языке – "поле". Большая пустыня в Иране называется Дештилут.

 

У средневековых восточных авторов обширные равнины юга нашей страны от Днепра на западе до Тянь-Шаня на востоке именовались Дешт-и-Кипчак — "кипчакская степь", то же "половецкая степь". Машина шла вдоль берега Пянджа, послушная дороге, то спускаясь к самой реке, то поднимаясь по склонам ущелья. С каждым километром мы спускались все ниже и ниже. Появлялись новые виды растений, которых не было в Шугнане и на Памире. Справа в Пяндж впадает большая и сильная река Бартанг, которая собирает воды Мургаба, Сарезского озера и Кокуйбеля, а в отдаленном прошлом принимала и сток Каракуля. По узкому ущелью Бартанга не было колесной дороги, все необходимое населению завозилось на вьючных ослах. Бартангцы любят кино, и кинопередвижки осторожно переносят на руках в крупные кишлаки, чтобы колхозники посмотрели "Падение Берлина" или яркую цветную картину " Таджикистан ". Бартанг — значит "узкий в поперечнике", и недаром бартангцы говорят: "Кто не ходил по Бартангу, тот не видел ущелий и троп Бадахшана", "Лучше сто раз пройти по ущельям Гунта и Шахдары, чем один раз по Бартангу". Поговорки эти ушли в прошлое.

 

В 1952 году бартангцы начали прокладывать к районному центру автомобильную дорогу вверх по ущелью. Громким эхом в горах раздавались взрывы. То рвали отвесные скалы, с шумом падающие в реку. Дорога неуклонно углублялась в горы, и нужно думать, что теперь бартангцы уже ездят на автомобилях в Хорог и Душанбе. За устьем Бартанга в расширившейся долине Пянджа теплее, чем в Хороге; мы увидели первые чинары и большой богатый поселок, районный центр Рушан, когда-то известный под именем Кала-и-Вамар. Рушанцы горды своей родиной, зеленой долиной Пянджа и плодородными ее землями. А некогда здесь была только пограничная крепость. У писателя Бориса Лапина есть зарисовка этих мест: "Был ясный вечер, когда я стоял у Кала-и-Вамара. Его высокие двухсотлетние стены из серого камня были угрюмы. Огромные, обитые железом ворота напоминали неприступные стены Вавилона. Вокруг лежали дома, селения и маленькие разгороженные поля. На одном из них стоял старый таджик, с тяжелым трудом ковырявший землю мотыгой. Погляди вокруг,— сказал он,— наш край носит название Рушан, что значит "светлый". Видал ли ты что-нибудь светлее нашей родины? Я огляделся вокруг. Солнце заходило. Низкие и мрачные, надвигались со всех сторон горы. Это было какое-то торжище холодных ущелий и каменных скал, пересеченных глубокими синими тенями. Наверху, как облако, маячили вечные снега, излучая грязноватое сияние". Быстро преображается земля у нас в Советской стране.

 

В Рушане нет уже больше маленьких разгороженных полей, нет мотыг, тяжелого крестьянского труда. Колхозные сады и поля дают такие урожаи, о каких не мечтали. Труд упорный и многовековой озаряет светом Рушан и Шугнан. Этим трудом создал человек великолепные оазисы среди скал. По сложным водопроводам он подвел к садам воду и вывел замечательные культуры плодовых деревьев в горах на такой большой высоте, какая мало где встречается в других сельскохозяйственных странах мира. Фрукты здесь не деликатес, не третье блюдо после сытного обеда, а продукт питания. Плодами шелковицы, абрикоса, персика, ореха, яблони население питается в течение года. Я не знаю, где еще на земном шаре можно видеть земледельцев, каждодневной пищей которых являются плоды деревьев? Быть может, только на островах Средиземного моря — Корсике и Сицилии с их благодатным климатом, где каштаны и оливки в питании населения соперничают с хлебом. Или еще в пышных абрикосовых долинах Гималаев да на тропических островах Тихого и Индийского океанов.

 

Светлые кишлаки Рушана строились бадахшанцами веками. Рушан — край зеленых плодоносных деревьев, зеленых люцерновых газонов, ароматных роз, украшающих сады. В Шидзе мы ели первый виноград, правда еще не совсем созревший, он был кисловат. Я записал: "Колхозники выращивают виноград на уровне 1900 метров. Все больше и больше теплолюбивых культур появляется в долине Пянджа. У Хихека растет раскидистое дерево инжира (1700 метров)". У Шндза заметны стеды грандиозного обвала, перегороднвшего долину Пянджа, где было озеро длиной до 80 километров и глубиной в сотни метров. Затем обвал-плотина был размыт сильной рекой, озеро исчезло, а его дно покрылось наносами песка, ила, камней. На остатках этих древних озерных отложений зеленеют поля рушанцев Ниже Шидза мы ехали глубоким ущельем, где река суживается и быстрит на валунах.

 

На афганской стороне не видно ни автомобильного тракта, ни колесной дороги. Вдоль реки проложена тропа, которая, огибая скалы, то поднимается высоко по склонам ущелья, то уходит в воду. Но вот не остается места и тропе. Внизу у отвесных скал пенится поток, наверху, сколько видит глаз,- гладкая поверхность гранитных глыб, или крутые осыпи камней. На таких участках устроены овринги – зыбкие, качающиеся мостики. Они каким-то чудом держатся на деревянных кольях, вбитых в расщелины скал. Если пройдет осторожный ослик по оврингу, то за ним пройдет и человек. В одном месте тропа с оврингами окончилась у обрыва бокового ущелья. К скале были прислонены две простые деревянные лестницы, образующие два яруса. Путники взбирались по первой лестнице, затем по второй, а развьюченный ослик был поднят на арканах. Ноги болтались в воздухе, но животное было спокойно, видимо, не в первый раз ему приходилось совершать подобное путешествие. Я видел уставших и согнутых под тяжестью груза крестьян. Возможно, они несли зерно в котомках, быть может, урожай с крошечного клочка пашни, затерянного между скалами. Когда-то и по нашему берегу Пянджа висели овринги, и немало людей, лошадей и ослов, сорвавшихся с них, нашли могилу в водах беспокойного Пянджа или, разбившись о скалы, бесформенными трупами катились к его берегам. "Хотя несчастные случаи довольно редки, но людям со слабыми нервами не следует путешествовать по дорогам верховьев Пянджа",-прочитал я в старом, но обстоятельном описании Туркестанского края В.И.Масальского. Но послушаем, что говорит о оврингах Бартанга Окмир Агаханянц, много лет жизни отдавший изучению географии и растительности Памира: "Между рекой и скалам остается узкое пространство каменистых осыпей, по которым проложен путь. Террасы здесь узкие, размытые, встречаются они лишь на отдельных участках, где ущелье расширяется. Но иногда нет ни террас, ни осыпей — одни скалы, уходящие прямо в воду. Путнику, чтобы найти место для лагеря пли просто для ночлега, нужно иной раз пройти вдоль русла немало километров. Человек не муха, по отвесным скалам ходить не может.

 

Поэтому и появились знаменитые овринги Бартанга. В трещины скал вбиваются деревянные колья, на них укладываются жерди, на жерди насыпается хворост, который сверху прижимается плитками камня или щебнем. Получается карниз — навесная тропа. Это и есть овринг. Ширина его чепуховая — метра полтора, а зачастую и того меньше. Ходить по оврингу довольно неприятно: он трясется, создается впечатление, вот-вот рухнет в воду. Хорошо, если за оврингом следят и вовремя его ремонтируют, а вот запущенные овринги, как решето: хворост расползся, камни просыпались в воду, под ногами зияют дыры, сквозь которые видна несущаяся вода. Многие не выносят и пешего перехода по оврингу, главным образом из-за головокружения. Вступая на овринг, кони опасливо похрапывают, почему-то обнюхивают навесную тропу (погонщики уверяли меня, что лошади так узнают, проходили ли до них другие кони, и если проходили, меньше боятся) и, очень осторожно ступая, проходят опасный путь. Некоторые овринги тянутся на две-три сотни метров". Строительство памирского автомобильного тракта принесло смерть многим оврингам. Сгнившие, изломанные, никому не нужные, торчали они в некоторых местах по склонам долин. Ниже или выше оврингов бегут теперь автомашины. Остатки знаменитого овринга Шипат, самого большого и самого опасного на Пяндже, живо напоминают о недавних трудностях пути в Бадахшане. Но вот и долина Ванча. Ванч имеет истоки на ледниках Дарваза и в хребте Академии наук. Широкие террасы на конусах выноса его больших притоков распаханы.

 

Здесь уже снят урожай, и колхозники пашут землю под озимые посевы. В Рохарве на базаре продавали дыни — их много,— виноград, хорошие груши, яблоки. В пути, в Хороге, нам говорили: посмотрите Ванч. это самая богатая долина Бадахшана. Это правда. В лесных зарослях много березы, дикорастущих яблонь, груш и ореха. Их заготавливают и сушат впрок. В урожайные годы в лесах собирают так много фруктов, что ими кормят скот. Теперь из Ванча в большом количестве вывозят семена местных нетребовательных сортов яблонь и груш и высаживают их в других долинах Бадахшана. Из белой высушенной шелковицы делают сладкую муку (тут талкан) и пихт – продукт, похожий на халву. На склонах долины растут фисташки, которых в других местах Бадахшана нет. В Ванче, как и в Рушане, колхозники собирают по два урожая зерновых - озимую пшеницу и маш — бобовое растение, напоминающее мелкую фасоль. В горах много полезных ископаемых, и недаром ванчские кузнецы славились на всем Пяндже как искусные мастера. Путь наш снова лежал по Пянджу. В кишлаке Курговади ребятишки угощали нас уже созревшими грецкими орехами и сочными гранатами. Через 100 километров от Ванча, в большом кишлаке Каланхумб, мы расстались и с Пянджем. Река ушла на юго-запад, где, соединившись с мутными водами Вахша, начинает путь Амударья. Мы повернули на северо-запад, на высокий перевал Сагырдашт, через Дарвазский хребет к берегам лесистой серой реки Хингоу и многоводного Вахша. У Комсомолабада в долине Вахша, на его высокой террасе, я впервые увидел посевы хлопчатника — ведущей сельскохозяйственной культуры Средней Азии. Таджикская республика славится высоким качеством лучших длинноволокнистых сортов хлопка.

 

Таджикский народ собирает замечательные урожаи хлопка, самые высокие в СССР. В Комсомолабадском районе хлопчатник — новая культура. До 1950 года его здесь не сеяли. Мы видели хлопчатник посевов второго года на высотах около 1500 метров. Так теплолюбивая культура хлопчатника волей советских хлопкоробов поднимается в новые горные районы. После приезда в Душанбе мы продолжали путешествовать по южному Таджикистану: посетили Дангару, Куляб, долину Вахша. Мы пересекли Гиссарский хребет, узким и диким ущельем Ягноба спустились к Фандарье. В месторождениях каменного угля Рават в течение многих столетий под землей горит каменный уголь. Запасы хороших углей давно уже привлекают внимание геологов. В долинах и горах бассейна Ягноба живет интересный народ ягнобцы, названный так по имени реки. Их очень мало - всего 2100 человек. Они говорят им двух языках — таджикском н родном ягнобском, который произошел от одного из диалектов древнего согдийского, ныне вымершего уже везде, кроме этой горной области. Не случайно ягнобский язык некоторые лингвисты называют повосогдийскнм. Название Согда, или Согдианы, отразилось и в географической номенклатуре этой части Таджикистана, где сохранились развалины одного старого горного кишлака — Согду.

 

Ягноб и Искандердарья, соединяясь, образуют чистую зеленую реку Фандарью, которая прорезает Зеравшанский хребет. Эту область высоких хребтов и прозрачных полноводных рек таджики называют Кухистаном. Кух-и-Стон — "страна гор". Фандарьей мы выехали к верхнему течению Зеравшана, который выше уже называется рекой Матч. За Зеравшаном высился сухой Туркестанский хребет, а за ним, в лёссовой дымке, мы опять увидели просторы Ферганы и стальную ленту Сырдарьи. Спустившись с сурового и величественного Бадахшана, невольно вспоминаешь его природу и приветливый трудолюбивый народ; видишь широкие сухие каменистые долины Памира, узкие глубокие ущелья Шугнана и Ванча, граниты хребтов, скалы Пянджа, голубые просторы Каракуля и нетронутые снега и льды Заалайского хребта с его великолепной панорамой пика Ленина. Незаметен путник в горах Бадахшана, затерянным и заброшенным кажется маленький кишлачок, повисший на крутом склоне высокого хребта. Но это не так. Бадахшанцы трудятся вместе со всем советским народом. Их труд преобразил Памир: выше самых высоких гор летают пассажирские самолеты, поперек снеговых хребтов и вдоль бурных рек бегают пятитонные машины и легковые автомобили. Расширяется сельское хозяйство, растет культура и благосостояние народов Бадахшана.

 

Таков закономерный путь всех советских областей, как бы далеки или высоки они ни не были.