Посткоммунистический мир ставит перед погонщиками яков новые задачи

Дочери Орозбека заваривают зеленый чай. Пока мои глаза привыкают к сумраку их семейной юрты, девчушки хлопочут с пластиковыми емкостями вокруг небольшой печки, в которую уже заложен сухой навоз яков. Здесь, на Аличурском хребте (на высоте около 3900 метров), мы находимся ближе к китайскому административному центру, чем к столице Таджикистана Душанбе, что лежит в трех днях пути в противоположном направлении. Это малонаселенная местность, где проживают лишь коренные кыргызы-кочевники вроде Орозбека.

 

Растительности произрастает здесь мало, и норовистые яки единственные из всех переносят местную сушь, морозы и палящее солнце. Это идеальные животные, говорит сосед Орозбека, 70-летний Максатаали. "Яки могут защитится от волков, не то что коровы. Они лучше коров. Едят они меньше. Их молоко жирнее. Когда мы переезжаем с места на место, на них навьючивают поклажу".

 

Они самостоятельны, добавляет он: когда на свет появляется теленок яка, он сразу начинает ходить. Их молодняк намного сильнее. Яки дики и выносливы". Самки яка сами приходят на вечернюю дойку, рассказывает дальше Орозбек, пока его жена выкладывает ложкой простоквашу в стоящую передо мной миску.

 

Трижды в год Орозбек с соседями преодолевают по 45-50 километров в поисках пастбищ. На зимовку они спускаются в город Аличур, представляющим собой группу глинобитных домов без электричества и без деревьев, где их дети могут посещать школу. В этот период времени, когда земля покрыта снегом и для яков начинается бескормица, им закупается дорогостоящее сено. Для 20 с лишним животных "мы приобретаем на зиму две-три подводы сена", объясняет Орозбек. – Одна подвода стоит 350 сомони (около 80 долларов) – крупная сумма для района, где практически вся торговля осуществляется за счет бартера.

 

Распад СССР и возникновение на его обломках независимых государств, таких как Таджикистан, внес серьезные перемены в жизнь скотоводов, таких как Орозбек и его соседи. Жизнь стала не столь предсказуемой. Колхозы закрыли, а скот раздали в частные руки, порой не слишком справедливо. При советской власти каждой семье разрешалось держать по три яка для собственных нужд. "Когда СССР приказал долго жить, яков и овец раздали семьям. Если в семье было десять человек, ей давали больше, – объясняет Максатаали. – Жизнь сейчас стала лучше. Люди теперь живут так, как хотят. Раньше было плохо. Люди получали мало. А пастух жил хуже всех".

 

Но есть и такие, кто горюет по прежним временам. "При Советах было лучше. Власти снабжали нас травой и кормом для яков. Теперь же никто нам не помогает, мы сами по себе, некому о нас заботиться, – сетует 81-летний Токур, который, как и большинство скотоводов, всю свою жизнь вел на этих равнинах полукочевое существование. Кроме того, государство снабжало людей дешевым углем для обогрева жилищ. "Для скота ничего не осталось. Травы не осталось. Еды для яков не осталось". Токур говорит, что после закрытия колхозов эти травоядные копытные животные начали активно размножаться. "Поскольку нет никакого регулирования, поголовье яков увеличилось".

 

Яки являются единственным источником белка в этой засушливой местности. Их молоко, из которого, для лучшей сохранности, делают масло и простоквашу, а также сухой сыр курут, помогает скотоводам продержаться девять зимних месяцев. По словам мясника по имени Абдулафар из города Мургаб – тихого пыльного райцентра – его семейное предприятие снабжает мясом весь район. Он поставляет свою продукцию даже в райцентр Хорог, куда дважды в неделю ездит на базар, отправляясь в ночь за 300 километров по разбитой дороге. Пока я наблюдаю за работой его помощников, заканчивавших последний на это утро забой, Абдулафар рассказывает, что еженедельно они забивают 30-40 голов скота с соблюдением исламских требований халал. "Мы возносим молитву и просим Аллаха и животное простить нас, ведь нам нужно мясо". Брызги крови летят на мою одежду. Из покрытой шерстью шеи коровы яка в ржавое ведро выливается почти десять литров крови, прежде чем она прекращает биться и мычать. Разговор среди мясников переходит на религиозные темы и, указывая на свой нож, один из помощников спрашивает, делали ли мне обрезание. По словам Абдулафара, он платит скотоводам по 10 сомони (2,30 доллара) за килограмм мяса коровы яка и по 9,5 сомони – за мясо быка яка, а на рынке в Хороге продает его на один-два сомони дороже. С 250-килограммового яка получается около 125 килограммов мяса.

 

Владельцы хозяйств продают ему животных, а после забоя приходят забрать голову и внутренности. Жирное мясо коровы яка больше ценится и поэтому дороже. Жить теперь лучше, говорит Абдулафар, "если ты богат". Работать при капитализме нужно больше, но труд дает больше возможностей "заработать и стать большим человеком".

27 февраля, 2010