Советская экспедиция на Памир 1929 года

В.С.Высоцкий «Песня о друге»:

 

«Если шёл за тобой, как в бой,
На вершине стоял, хмельной,
Значит – как на себя самого,
Положись на него.»

 

Написанная несколькими десятилетиями позже, песня Владимира Высоцкого вполне могла бы стать гимном советской экспедиции на Памир 1929 года. С небольшой поправкой – «как» из первой строчки можно было бы убрать.

 

 

«Крыша мира» на перекрестке границ

 

Памир, «крыша мира», место, где сходятся высочайшие горные хребты планеты, является одновременно и перекрестком границ нескольких государств – и их интересов. В XIX веке здесь вели «Большую игру» разведчики двух империй, Российской и Британской. А в 20-х годах следующего века одной из приоритетных задач для советских пограничников стало перекрытие ферганского участка границы – через него происходило снабжение отрядов басмачей из Синьцзяна (Китай), Афганистана и Индии.

 

Первая база Ферганской группы пограничных войск в городке Ош фактически находилась в осаде – отсюда к ближайшей станции два раза в неделю отправлялись «конвои» с отрядами сопровождения, зачастую с боем прорывавшиеся к станции и обратно. И хотя к 1929 году основные крупные банды были уже разгромлены, а граница была по большей части перекрыта, вряд ли кто-то рискнул бы назвать тамошнюю обстановку «мирной».

 

Виктор Корзун страхует Виталия Абалакова		Пик Ленина. Вид с севера

 

Цели экспедиции группы альпинистов из «Общества пролетарского туризма и экскурсий» отнюдь не сводились к «пойти полазать по горам». Выглядели их задачи так:

 

- геологическое обследование золотоносных месторождений по долинам рек Танымаса, Муксу и Саук-Сая;
- составление точной географической карты до сих пор необследованного района по реке Саук-Сай;
- сбор представителей животного мира для Зоомузея Академии наук;
- восхождение на пики Ленина и Гармо.

 

Второй из этих четырех задач живо интересовалось военно-топографическое управление РККА. Впрочем, разведка золотых руд также была делом государственной важности. Сами же альпинисты мечтали о восхождении на высочайшую (как считалось в то время) вершину СССР – пик Ленина «с целью водрузить там бюст Владимира Ильича Ленина».

 

Вот как описывал начало поездки один из участников экспедиции: «Наши купе завалены альпинистским снаряжением и оружием. Разместились по двое в купе: я с Крыленко, два «мальца» вместе, а Бархаш с каким-то человеком, едущим должно быть в отпуск».

 

К слову, «начальник экспедиции, заядлый альпинист с солидным альпинистским стажем – Николай Васильевич Крыленко» был далеко не только альпинистом. Это еще и первый главнокомандующий Красной армией, а в момент экспедиции – прокурор РСФСР. Журналист же Лев Бархаш раньше был преподавателем Военной школы комсостава РККА.

 

Красноармеец в дозоре		Советские пограничники на Памире, 1937 год

 

Первоначальные планы были достаточно радужными. В Москве Крыленко обещал, что геологическая группа заранее подготовит продовольствие, транспорт и организует базы вплоть до высот в 5000 метров. Альпинистам останется лишь «с небольшим грузом» легко подняться на два семитысячника. При этом что такое «семитысячник» на самом деле, никто из советских альпинистов на тот момент не представлял. В те годы лишь британцы имели хоть какой-то опыт подготовки высотных экспедиций, но и их снаряжение по современным меркам выглядело смешным.

 

Уже в Фергане выяснилось, что все значительно сложнее, чем виделось из Москвы. Оказалось, что геологи не подготовили баз, а наоборот – обещанных для экспедиции лошадей отослали в отдельных группах для разведки золота вдоль горных рек. Кроме того, подходы к одному из намеченных пиков – Гармо – были закрыты рекой Мук-Су, разлившейся из-за таянья снегов. И, наконец, подтвердились сведения о том, что в горах еще действуют отряды басмачей.

 

Н. Крыленко (слева) и Л. Бархаш на одной из вершин Памира		Николай Крыленко на Памире

 

В результате альпинистам пришлось обращаться за дополнительной помощью к военным. Кроме лошадей, альпинисты получили от них по винтовке с сотней патронов. Кроме того, для сопровождения экспедиции был выделен взвод кавалеристов.

 

«Если прибавить к этим 8 недурно вооруженным членам экспедиции еще десяток стрелков-кавалеристов, у которых, кроме постоянного кавалерийского вооружения – винтовки, шашки, почти у каждого на фуражке был пришнурован капсюль, а к седлу приторочены белые бутылочки-бомбы, – то получался весьма внушительный по размерам и сильный по вооружению отряд, которому опасаться басмачей, оперировавших на нашем пути, во всяком случае было нечего».

 

Альпинистам повезло – крупных банд поблизости не оказалось. Мелкие же предпочитали не связываться с хорошо вооруженным отрядом. Но сама природа оказалась не менее опасным врагом. Несколько дней отряд исследовал берега реки Мук-Су, но разыскать подходящее место для переправы так и не удалось. Пришлось оставить Гармо и идти к пику Ленина. Здесь помог опыт красноармейцев, сумевших найти путь для лошадей. Двое кавалеристов затем отправились с московскими альпинистами наверх, на ледник.

 

Отряд Н. В. Крыленко на леднике Москвина во время памирской экспедиции 1933 года		Памирский поход 1936. Слева Гущин Д., второй Розенцвейг Г., третий Церетелли Д., справа Джапаридзе А.

 

«Шли друг за другом. Впереди рослый детина красноармеец Нагуманов, мы его звали просто «Нагуманыч», за ним Герасимов, потом я и последним второй красноармеец Сухотдинов. Веревка туго натянута. Иногда Сухотдинов задумывался, наступал мне на пятки и веревка ослабевала. Предупреждали задумавшегося и шли все выше и выше. Нагуманыч пробует ледорубом наст, после чего шагает. Иной раз ледоруб проваливается, тогда делаем остановку, натягиваем веревку и Нагуманыч ледорубом вырубает в трещине дыру для того, чтобы выяснить ее ширину и куда можно ступать или прыгать. При каждом подозрительном месте Нагуманыч предупреждает всех нас возгласом: «трещина» или «осторожно».

 

Вместе с альпинистами бойцы поднялись на 5600 метров. К слову, 5642 метра – высота вершины Эльбруса, самой высшей точке Европы. Но здесь до вершины оставалось еще очень далеко. К ней пошли четверо – Крыленко, Бархаш и двое молодых альпинистов, Стах Гонецкий и Арик Поляков (Арику на момент восхождения было 18 лет, Стаху – 16).

 

Группе удалось подойти к седловине на высоте 5850 метров, где её застала снежная буря. Попытка продолжить восхождение на следующий день не удалась – склон был покрыт снегом, выше уровня колен. Внизу это бы было не так уж страшно, а здесь, на высоте 6000 метров – почти непреодолимо.

 

«Глубокий снег и совершенная непригодность альпинистских ботинок на такой высоте для защиты нас от мороза – вот что решало вопрос, а не желание идти или не идти. Ботинки при нахождении все время в снегу смерзаются, и, будь на ноге хоть десять пар теплых носков, ноги моментально начинают коченеть».

 

Вниз на базу они дошли вечером следующего дня.

 

«Все товарищи были непохожи на самих себя – с облезлыми губами, с облупленными носами, прихрамывая на обе ноги, так как они были сильно поморожены. Пока мы им готовили ужин, они рассказывали нам о своих злоключениях. После ужина Крыленко собрал всех нас и подробно посвятил во все, что их постигло. А постигло их очень многое».

 

Другой состав экспедиции после такого повернул бы назад. Но Крыленко решил идти на второй штурм вершины, в этот раз – утеплив ноги обычными валенками. С ним пошли двое геологов – Латкин и Иванов, а четвертым вызвался Нагуманыч.

 

13 сентября они поставили палатку на высоте 6000 метров. Штурм вершины был намечен на утро следующего дня. Накануне резко ухудшилось самочувствие у Иванова – утром он не смог даже выйти из палатки. Термометр показывал температуру –30°, а затем вышел из строя. До вершины оставалось чуть больше километра – по вертикали.

 

После трех часов подъема сдался и повернул назад Латкин. Красноармеец Нагуманов дошел до отметки 6600 и идти выше не смог. Дальше к вершине Крыленко шел один. Сил еще хватало, до вершины оставалось несколько сот метров – не хватало лишь времени светового дня.

 

«Передо мной теперь было препятствие в десять раз более трудное. На эти 280 метров мне нужно было три часа, при некоторых усилиях — два часа с лишним. Другими словами, к 7 часам только в лучшем случае я мог рассчитывать добраться до вершины. В 7 часов вечера будет уже темно. На спуск нужно было положить не меньше трех часов. Немцы в свое время сделали этот спуск в два часа пятьдесят минут. Это значило, что, опять-таки в лучшем случае, я был бы только к 10 часам на базе.

 

Идти одному, в темноте… Без веревки, без помощи…

 

Я колебался. Сколько трудов, сколько усилий, сколько энергии — и вот почти у самой цели, не доходя каких-нибудь 280 метров… 6850–7130… И идти назад?

 

…Идти или не идти?.. Идти — безумие. Не идти?..

 

Благоразумие взяло верх. Было без четверти пять. Я повернул назад».

 

Через пять лет, в 1934 году, Крыленко вернулся к пику Ленина. В этот раз экспедиция называлась «Памирский учебный поход РККА», военными было большинство участников экспедиции. И снова первый штурм окончился неудачно – отряд поднялся до высоты 7000 метров, но сил преодолеть седловину уже не осталось. Отряд спустился до 4200 метров.

 

Здесь, после короткого отдыха, шестеро наиболее подготовленных снова пошли к вершине. Трое из них дошли: начальник восхождения, военно-морской летчик Касьян Чернуха, инструктор альпинизма Виталий Абалаков и военнослужащий Среднеазиатского военного округа Иван Лукин.